"Фестиваль Гешер" представляет московский театр Et Cetera под управлением Александра Калягина. В мае-июне театр Et Cetera покажет в Израиле как классику – "Бурю" Шекспира в постановке Роберта Стуруа с самим Калягиным в главной роли мага Просперо, так и SounDrama - новое направление в театральном и музыкальном искусстве, основанное на синтезе этих жанров, воплощенное в спектакле "Морфий", поставленным режиссером Владимиром Панковым. 

Владимир Панков – представитель нового поколения в современном российском театре. Актер по образованию, выпускник ГИТИСа (мастерская Олега Кудряшова), Панков начинал с того, что серьезно занимался традиционной русской музыкой – ездил с этнографическими экспедициями по глубинкам, собирая материал. Потом создал ставшую знаменитой группу "Панквартет". Через музыку Панков ушел в режиссуру и нашел в ней свою территорию. Сегодня он – создатель театрального направления и студии SounDrama.

 

– Володя, вы актер, режиссер и музыкант одновременно. Все эти составляющие для вас одинаково важны, или чему-то отдаете предпочтение?

– Этот вопрос задают чаще всего, совершенно не принимая во внимание, что так делить – не правильно. Нельзя разделить целое на отдельные части, как нельзя делить на слагаемые театр, который совмещает в себе игру, режиссуру, музыку, танец; в театре есть актер и акробат, режиссер и драматург, композитор и хореограф. И все это важно вместе, в соединении – как комедия дель’арте. Через музыку я пришел сначала в театр, а позже – в режиссуру. Главная победа Студии SounDrama состоялась тогда, когда мы начали выпускать свои собственные спектакли. Они-то и показали, что все эти компоненты важны как единое целое, только когда их невозможно разъять и возникает то, чему мы дали название SounDrama.

– В ГИТИСе вы учились на курсе Олега Кудряшова, который воспитывает "синтетического" актера: техники драматического и музыкального театра у него соединены. Что эта школа дала вам?

– Я считаю Олега Львовича одним из могикан, еще оставшихся сегодня. Он, возможно, как никто разбирается в вопросах музыкального театра. Его школа как раз и стала основой всего, что я делал и делаю. В студенческие годы он с утра до вечера давал нам драматическое искусство и танец; сценическую речь, построенную на движении, и, соответственно, сценическое движение, соединенное с тренингами по речи. Все это вместе превращалось в настоящий синтетический театр. Вообще определение "синтетический" артист стало сегодня модным, но я часто, особенно в мюзиклах, сталкиваюсь с тем, что его понимают неправильно: возникает ситуация, при которой артист сначала поговорил, потом спел, станцевал, то есть все эти элементы существуют отдельно, без необходимой взаимосвязи. В то время как все они должны быть единым ядром. 

– Жанр SounDrama – тоже синтетический жанр. Это еще одно новое модное определение?

– Меня всегда подталкивают к тому, чтобы я втиснул это определение в некие теоретические рамки, разложил, что это такое, по полочкам. Но ведь я не теоретик. Да и сам жанр еще только складывается, создается – поэтому все время возникают какие-то новые "дверцы", которые мы для себя открываем. Почему SounDrama? Потому что надо было как-то назваться, обозначить вектор, куда мы идем, на какую территорию вступаем. Этот жанр относится к музыкальному театру, но не надо путать его с опереттой, мюзиклом и прочими.

Классический вопрос: "Чем мюзикл отличается от SounDrama?". На него я всегда отвечаю, что в SounDrama входит множество жанров, элементов, и мюзикл – лишь одна из составляющих, как один из мазков на большом полотне картины, наравне с оперой, опереттой, всевозможными шумами, наполняющими нашу повседневную жизнь. Этот жанр можно назвать не только синтетическим, но и "мультижанровым". В результате, мы можем играть им, как угодно, мы можем играть временем – и постоянно будут открываться все новые и новые возможности.

Основные принципы нашего театра вырабатывались постепенно, через разные эксперименты, от спектакля к спектаклю. Нам интересно экспериментировать с музыкой; попытаться сделать ее в наших спектаклях главным действующим лицом.

 

– Главное действующее лицо – не актер, а музыка?

– Точнее даже не музыка, а звук. Звуки, соединенные с интонацией и движением, выражают некий внутренний смысл. Причем делают это гораздо глубже, передают целую "палитру" смыслов. К слову я отношусь как к звуку. При этом звук напрямую выражает эмоцию, он тесно связан с жестом, движением. Мне нужны жесты, я пытаюсь донести смысл в интонации... Мне хочется все заменить звуком, эмоцией.

– Вы поставили повесть Булгакова "Морфий", прочли ее на сцене, используя минимум текста, но сохранив при этом историю доктора Полякова. Причем зрителя она, что называется, "цепляет". За счет каких средств это удается?

– За счет музыки. Музыка ведь нематериальна. К тому же она бесконечно ассоциативна. Например, вы ставите в плеер диск Шнитке или Шостаковича, включаете его, идете по улице – и даже пространство меняется в зависимости от музыки, рождаются все новые и новые, неожиданные ассоциации. Возможно, в наших спектаклях мы недообъясняем что-то зрителю привычными постановочными приемами. Но при этом у зрителя есть возможность фантазировать вместе с нами.

– А в диалог с драматургами вступаете? Вы пробуете что-то менять, переписывать?

– Мой личный диалог с драматургами всегда выстраивается очень сложно, потому что любую пьесу я все равно читаю как музыку. Я слышу заложенную в тексте мелодику. В классике мелодики больше. Например, в инсценировке "Морфия" всего десять страниц, но при этом каждая фраза рождает целую историю; а в современной драматургии для того, чтобы добиться такой глубины, нужны огромные монологи. 

– В спектаклях SounDrama перед актером стоит сложная задача. Создавая жесткую внешнюю форму, вам важно попытаться найти вместе с актерами психологическое содержание, "зерно"?

– Конечно, мы постоянно используем приемы психологического театра – соединяем их с четким формальным решением.

– В ваших спектаклях всё всегда слаженно, выверено едва ли не до миллиметра.

– Это как балет. Когда танцоры выходят на сцену, они же точно знают, что надо сделать шаг сюда, шаг – сюда, упорно учат, запоминают. Только актеру нужно наполнять все это изнутри. Обязательно должен быть определенный градус эмоций, он может быть очень разным – это уже вопрос режиссуры. С актером надо разбирать, что он делает на сцене, чувствует: принимает он то или иное решение или нет. В SounDrama важно коллективное творчество: на сцене должна быть настоящая команда. Нам важно, чтобы в спектакле сложился ансамбль, а не так, чтобы постановка держалась на двух-трех звездочках, на которых бы шел зритель.

 

– Вы много работали с новой драмой, а в последнее время увлеклись классикой. С чем работать интереснее?

–Это нормальный процесс: ты начинаешь с современной драматургии, с размышлений о сегодняшнем дне – и потихонечку переходишь к классике, начинаешь в ней находить сегодняшнее, современное. Мне интересно играть, находя для каждой следующей игры новую форму. Моя задача – играть с материалом, пытаться найти в нем свой театр, смотреть, что произойдет с жанром SounDrama в предлагаемых обстоятельствах. Сегодня в России фактически нет экспериментального музыкального театра. В то время как истоки его берут свое начало еще в первой трети прошлого века: им занимались Александр Таиров, Михаил Чехов. Последнему вообще пришлось уехать в Америку и подарить там свои открытия мюзиклу. SounDrama - это мой авторский проект, своеобразная модель, которая складывалась из того, чему меня учили, что мне давали совершенно разные люди.

– Для тебя важна социальность в театре?

– И да, и нет. Ведь когда произносишь слово "социальность" – сразу возникает ассоциация с революционностью… Социальность важна, но без фанатизма. Но сейчас мне интереснее мир сказочный, хочется некоей иллюзии.

– "Панквартет" сегодня все еще чисто музыкальное или уже и театральное начинание?

– SounDrama по сути возникла из "Панквартета". Я рад, что так получилось: ничто не стоит на месте, все имеет свое развитие и продолжение. Кроме того, меня смущало название группы – вроде как имеет отношение к фамилии, а это нескромно. Все ведь думают, что оно – от "Панкова", а мы вообще-то хотели ассоциаций с флейтой Пана, то есть всеобщей, всеобъединяющей. 

– Вместе с "Панквартетом" вы делаете музыкальное оформление ко многим известным постановкам. Вы обычно работаете вместе с режиссером? Или ваша задача – просто создать определенную музыкальную тему?

– Мне всегда в таких случаях был важен не столько даже текст пьесы, сколько то, что режиссер об этой пьесе говорит, его энергетика. От человека ведь всегда исходит определенная энергетика, и если ты ее чувствуешь, то потом волей-неволей перекладываешь на музыку. Все мы – одна команда. Все мы что-то ищем. Например, у музыкантов же существует такая практика, когда они вместе собираются на один большой джем-сейшн. Точно также и режиссеры, и композиторы. У меня нет ни к чему и ни к кому ревности: мы делаем одно большое дело. Все экспериментируем, пытаемся создать свой театр. Самое главное: слышать друг друга – значит, доверять друг другу, тогда все получится. А ситуацию конкуренции и соперничества я рассматриваю как тупиковую.

Для меня настоящее это - команда, когда люди говорят на одном языке, существуют в одинаковой частоте вибраций, доверяют друг другу и друг другом дорожат – им важен контакт. И это не тот полезный контакт в нашем привычном понимании: когда ты думаешь, что он тебе даст, какую выгоду ты сможешь извлечь из него в будущем. Это пример настоящего творчества: когда вместе вам удается что-то создать.

 

Интервью предоставлено пресс-отделом московского театра Et Cetera.

Автор интервью - Ольга Нетупская, журнал "Страстной бульвар,10", выпускаемый Союзом театральных деятелей РФ.

"Буря" Шекспира - 29, 30 и 31 мая.

"Морфий" - саундрама по повести Михаила Булгакова - 1 и 2 июня.

Информация о билетах здесь или по телефону: 03-522-18-03