"Будь она проклята, эта эмиграция, лучше сдохнуть в своей стране, чем жить в чужой!" Max

Не знаю, с чего это вдруг, после двадцати с лишним лет эмиграции, обернулся почему-то назад и задумался. Может быть, повлияла демонстрация нелегальных мигрантов, как их именуют инфильтрантов, из Судана и Эритреи в Тель-Авиве и Иерусалиме. Понятно, нельзя сравнивать. Хотя так ли уж далеко отстоит их способность удержаться на плаву - от нашей легальной и законной репатриации, которая тоже пролегала на грани выживания.

Не сомневаюсь, принять их требования – смерти подобно. Совершенно ясно, что незаконных иммигрантов, просочившихся в страну, нужно выдворять отсюда, однако тот, кто прошел школу репатриации, кто на своей шкуре почувствовал горечь чужого хлеба – тот не может не посочувствовать.

Может быть, подспудно влияли также материалы о мигрантах из Средней Азии, которых никто не ждет с объятиями в России. Те же события в Бирюлево, ожесточенные столкновения местного населения и приезжих, и как результат - подъем националистических настроений и рост напряженности. 

Подтолкнули к размышлению также статьи об испуганных европейцах, в частности жителях Великобритании, заранее оплакивающих свое положение и боящихся нашествия "бедных пасынков", жителей Восточной Европы, болгар и румын, недавно принятых в Евросоюз. 

Для того, чтобы разрозненные впечатления сложились в некую осмысленную идею, требовалось опереться на научную основу. К своему изумлению, обнаружил целую науку под названием "миграциология". Но когда узнал, что законы миграции человеческой особи лишь частный случай общей миграции и подобны миграциям, скажем, белок или леммингов, заколебался. Когда же отцы-основатели, миграциологи, предложили три суровые аксиомы миграции ("Аксиома всеохватности – любой вид деятельности, осуществляемый системой, несет в себе те или иные риски…") понял: наши дороги с наукой разошлись. 

"Историю викторианства написать нельзя, ибо мы знаем о нем слишком много". (Литтон Стрейчи)

Однако полной ясности поиски так не принесли. Натолкнулся случайно на статью Гениса "Долгое поколение" о том, как создавалась его первая книга в эмиграции. 

Только став иммигрантом, отряхнув с подошв остатки земли покинутой родины, он смог осмыслить прошлое как что-то цельное и написать книгу. Канувшая в бездну времени Россия 60-х годов мыслилась как великая Атлантида, ушедшая под воду, как новая викторианская эпоха, сохранившаяся лишь в книгах и воспоминаниях.

Вот тут, наконец, и проклюнулась смутная мысль: не кажется ли вам, что наша эмиграция из России является сложным единым конгломератом островов, временным образованием, единой книгой с постоянно меняющимися персонажами, пока еще не описанной современным Солженицыным, не отмеченным на карте "Архипелагом Эмиграция", белым пятном мировой цивилизации. Как быстротечен, как хрупок сей распадающийся на глазах мир, срок жизни которого одно-два поколения, так как следующие поколения без остатка растворятся в истории уже другой страны.

Потому так ценно и важно именно сегодня собрать все свидетельства, мемуары, воспоминания, весь распыленный по разным сайтам материал, все замечания и ссылки на него, все критические замечания, рассыпанные по разным источникам, систематизировать их и объединить в большую книгу Эмиграции. 

"Готовьтесь к культурному шоку. С одной стороны, здесь все не так, как у вас, а с другой - все не так, как ты ожидаешь. От этого недолго и сбрендить".

Чем больше пишут о русско-еврейской эмиграции – тем меньше понимаешь, что она, проклятая, из себя представляет. Так как всякий подгоняет свою эмиграцию и адаптацию к новым условиям под типичную; всякий рисует свою картинку, жалуется на свои проблемы. Между тем весь процесс как жизненного переворота в жизни репатрианта, так и резкого поворота судьбы эмигранта, начиная от первого шага на земле Обетованной и заканчивая переменчивой долей иммигранта в Бруклине, имеет столько граней, столько оттенков и сторон, что охватить одним махом невозможно.

Вот так получается и с эмиграцией – слишком много мы о ней знаем, чтобы понять ее как следует.

Читая многочисленные эмигрантские истории, пытаюсь найти нечто общее, базисное, главное, что характеризовало бы эмиграцию, но натыкаюсь лишь на частные осколки, которые не складываются в единую картину. Чем-то эти истории напоминают притчу о том, как слепые описывают слона.

Впервые столкнувшись со слоном, слепцы решили составить себе представление о нем. Одним слон казался длинным и гибким, как змея, другим – толстым и крепким столбом, а третьим – тонкой и грязной веревкой. Все зависело от того, какую часть слоновьей туши ощупывал слепой: хобот, ногу или хвост.

Так и иммигрант: ему достается лишь конкретная личная часть огромного явления, эмиграции-иммиграции, которую он ощупывает и запоминает навеки.

"Как определить что закончился Большой Мельбурн и началась сельская Виктория? Как коровы стали красивей девушек, так и закончился".

Пресловутое "русское гетто", о котором столько сказано, действительно существует. Но существует оно не по вине аборигенов, которые вроде бы отторгают нас, а исключительно по выбору иммигрантов, замыкающих себя внутри своих проблем.

Вот пробежитесь по русскоязычным сайтам Австралии, Канады, Америки, Германии, почитайте опубликованные там материалы – вас поразит схожесть многих сюжетов. Загляните в раздел: "Виртуальная книга: начало" на сайте "Рупора", где опубликованы материалы блогеров: "Эти раздражительные эмигранты", "Дурдом, в котором я живу", "Израильтяне: анфас и профиль", "Американец – это не национальность, а состояние души", "Мультикультурная Австралия"… Вы, мне кажется, согласитесь с высказыванием знаменитого литературоведа Яна Парандовского: "Иногда нужны очень сильные потрясения, мучительные или радостные, чтобы сорвать с их уст печать молчания". ("Алхимия слова"). 

Как подходит это высказывание, относящееся к далекой войне, другому сильному потрясению – эмиграции. Нет, ни в коем случае не хотел бы, чтобы меня поняли превратно – эмиграция вовсе не война. Но есть в ней, проклятой и вожделенной эмиграции, некоторые стороны, которые сближают ее с войной.

Точно так, как писал Парандовский, упав в новую жизнь, проварившись, как следует, в котле адаптации, приняв и освоив новый язык, многие хватаются за перо, чтобы вернуться назад. Понять прошлое, осмыслить себя в настоящем и взглянуть на свое будущее. Этим и объясняется огромное число ностальгических публикаций, причем печатаются, как правило, люди, никогда и не помышлявшие ранее о литературном творчестве. 

Эмиграция начинается с панического бегства из родной страны, а заканчивается мучительной иммиграцией в чужой. После чего пытаешься выразить пережитое в слове, мысленно возвращаясь в прошлое.

Яков Бендерский