К нам приехал балет из Дортмунда. Этот коллектив, изумляющий единством несоединимого, разнородного балетного искусства, гордо несет над мировыми сценами, над притихшими залами сразу несколько танцевальных манифестов. Классика и неоклассика на пуантах, современные эксцентричные вызовы и стильные высказывания, миниатюры-загадки с вкраплениями актерского текста "за кадром", живой музыки, головокружительной гимнастики…
Дортмундский балет - остров многозначного танца с невероятной полнотой самоуправления. Коллектив позиционирует эклектику как новый маршрут, предельную самобытность, собственный Олимп. Все вместе - букет с уникальной формой цветочков… К нам гости тоже приехали с пестрым набором стилевых откровений в гастрольном чемодане.
Я не думаю, что типология, стилистика настоящей профессиональной рецензии имеет в нашей культурной ситуации какое-то значение, - уж очень много вещей, существующих вне всякого добра и зла, и много карикатур, псевдоталантов. Но и много поистине прекрасного. И во всем этом океане важнее всего личная, эмоциональная, да и интеллектуальная нота каждого пишущего.
Читайте также
The Vertiginous Thrill of Exactitude ("Головокружительное упоение точностью"). Так называется первый лист этой повести. Своего рода увертюра. Творение Уильяма Форсайта, ювелирно подражающего в этой работе великому шлифовщику балетных драгоценностей Джорджу Баланчину.
Увертюра благообразна, изящна - кажется, что под музыку Франца Шуберта кружатся и взлетают севрские фарфоровые куколки, милые пастухи и пастушки. Новизны, откровений в этом нет, но есть благоговение. Дань уважения мощной личности, тому, кто рассыпал свои рубины и изумруды щедро и без всякой оглядки на все и всяческие мнения. Танцуют гости мило, прелестно, свободно. Муштры, влияния перфекционизма, безупречности в их танце меньше, чем обаяния. Но это ведь все же не классика, так что можно не требовать безупречности…
"Cacti". "Кактусы". Эта эксцентричная штука с музыкальным коктейлем, замешанным на классике и извержениях современного Везувия, - творение шведа Александра Экмана. На постаментах, которые немного друг от друга отличаются, автономно существуют-ворожат исполнители-солисты. Все рядом, в едином ритме - и все отдельно взятые. Их унисон - нечто странное. Он сам себе противоречит. И когда они шагают, бегут, принимают статуарные, как для фотосессии, позы, каждый танцовщик - протагонист, каждый виден и оригинален. И символ этой индивидуальной, горделивой оригинальности - кактусы, ведь у каждого из них кактус в горшочке свой, особенный. И еще очень хорошо прозвучала живая музыка, она дала стержень, знак, Логотип отдельной, уникальной личности. Зал смеется, слушает завороженно, пристально наблюдает, поддавшись стихии ритма.
Прекрасно прозвучали израильские музыканты - Жанна Гандельман, Дина Хохман, Алла Фримштейн и Константин Соколов. Они провели свою партию вдохновения театрально, отчаянно, горячо, показав еще один пласт слаженности, единства, энергетической наэлектризованности.
"Весна священная"… Композитор Игорь Стравинский, изобретатель, мятежник, музыкальный Протей, создал этот пульсирующий, драматичный мир, как отклик на славянские обряды и верования. Хореограф, родившийся в маленьком румынском городке и ставший мировой знаменитостью - Эдвард Клюг выстроил свой поток образов, отразил и замысел композитора, и новую, иную реальность.
…Отпечаток пустыни на заднике сцены. Песок, пустота. На этом фоне - люди. Небольшая группа. Они - слепок с пустоты, они ее часть. Они стоят на носочках, будто стараются - все вместе! - стать выше ростом. Они безлики, как пустыня. И несут на себе цвета пустыни. Грубые и наивные, они живут на сцене, в своей жизни, не обращая внимания на зрителей, затаившихся в темном провале зала. Движения - концентрация силы и слабости. Своеволия, незнания. Эти люди будто и не люди, они существа, одетые в песок. Языческая, всепоглощающая, гипнотическая стихия музыки Игоря Стравинского топчет, разбивает, повергает в прах контуры тел. Или это тела, заполоняя, порабощая, стягивая на себя пространство, придают всему оттенок хищной, безжалостной стихии. Все здесь отмечено главенством жестокости. Бессмысленного насилия.
Сюжет композиции не очень важен, отдельно не прописан. Гости из Дортмунда рассказывают о том, как люди, точнее - йеху из старой доброй книги - готовы замучить жертву. Наугад ее выбрав. Сверху падает вода, пустыня превращается в мокрое плато, потом в ледяной настил - и нелюди вершат свой обряд.
Страшно. Безнадежно. Потом свет гаснет. И еще долго темно. До света этим пустынным страдальцам надо еще дожить. Да и нам очень надо, всем, нам очень хотелось бы дожить…