Хорошо умирает пехота,
И поет хорошо хор ночной
Над улыбкой приплюснутой Швейка,
И над птичьим копьем Дон-Кихота,
И над рыцарской птичьей плюсной.
И дружит с человеком калека:
Им обоим найдется работа.
И стучит по околицам века
Костылей деревянных семейка -
Эй, товарищество - шар земной!
(О. Мандельштам)

Злободневность и многозначительность - вот два огня, два маяка, манящие творцов в густом тумане творческих поисков. Театр - а наша речь о театре! - в этом первый следопыт. И современные скорости, и сила творческих прожекторов впечатляют. Нет преград на извилистом маршруте создания произведений искусства. Втиснуть в классику, в старый добрый стиль Шиллера или Шекспира - нынешние войны, социальные конфликты и наиболее острые темы, которые обсуждают (или изобретают) газеты - самое то, что требуется. Зрители иногда считывают аллюзии, понимают реминисценции, открывают для себя ларчики-ремарки, а иногда и нет. Но режиссеры творят и пробуют.

Я не позволю себе усомниться в правомерности этой нынешней тенденции театрального искусства, хотя многозначительность меня немного напрягает. Вот показали в театре "Тмуна", - в нашем андеграундовском, молодом, горячо и динамично ориентированном на остроту и новизну пространстве, - спектакль "Гибнет хор". Это первый на моей памяти спектакль, который идет на русском языке с ивритскими субтитрами. Ансамбль, представивший эту работу, называется "Fulcro". Режиссер Дарья Семина.

Материал - очень жесткий, эффектный. Пьеса Аси Волошиной, которая возвращает нас к временам Первой мировой войны, многоголоса и полифонична.

В зале - молодые, вдохновенные зрители. Их много. Они готовы сопереживать и воспринимать. Причем все сценическое действие происходит в баре-буфете "Тмуны". Актеры стиснуты между рядами зрителей и небольшим подиумом, на котором неубранные, неряшливые столики - как будто в захудалом кафе или вагоне-ресторане поезда. Да это поезд и есть, все события спектакля происходят в поезде. Война, поезд, идущий сквозь ночь, разруху, безнадежность и бездорожье - не так ли выглядит основной символ и квинтэссенция-блиц всего, что с нами, землянами, случилось? Да и сами участники, создатели спектакля "Гибнет хор" - выглядят заложниками и жертвами бушующей безжалостной гидры, чудища по имени война.

Медсестра, прошедшая войну, позже ставшая профессиональной писательницей, Софья Федорченко собрала впечатления и рассказы воинов, побывавших в мясорубке Первой мировой, и в 1917 году опубликовала книгу "Народ на войне". Фрагменты, эпизоды из этой книги вошли естественной тканью в пьесу и в спектакль.

"В настоящей трагедии гибнет не герой - гибнет хор". Эту максиму, этот афоризм нередко цитировали различные интеллектуалы. Иосиф Бродский любил ее приводить в разных текстах и по разным поводам. Упрямо и убежденно. В современном мире трагедии, похоже, уравновесились, - или они всегда были такими? Мрак и мракобесие идут рядом, звучат в унисон.
Актеры, которые вышли к зрителям в спектакле "Гибнет хор", попытались всколыхнуть, задеть за живое, поднять аудиторию из повседневной размеренности и относительного покоя пластиковых стульев, из уюта видимой цивилизованности на Голгофу испытания войной. Выдернуть публику из рутины.

Эта задача оказалась сложной, почти непосильной. Текст подается аффектированно. Речи персонажей звучат какими-то толчками. Временами даже невнятно (хорошо, что есть субтитры - можно было поймать ускользающую мысль). Присутствие реального, не метафорического хора - не помогает, музыкальная плазма спектакля нарочито смята, словно сплюснута в сумбур и звуковую кашу. На каком-то этапе зрителям сообщают, что будет музыкальная пауза. И она возникает. Ничем не заполненная пустота. Мигает свет. Многозначительно струится время в рамках театрального действия.

Рассказывая историю военного врача-офтальмолога, создатели спектакля, по-видимому, рассчитывали на такую же многозначительность - и зрелище показалось до кокетства, до стона лишенным простоты и логики.

Страшные факты и трагические события, горестное беззаконие войны и ее бесчеловечность оказались упрятанными за сложными снобистскими ухищрениями. Мысли теснятся, хотя формы вроде бы много. Актеры принимают картинные позы. Темпоритм не выдержан. Паузы манерны. Прожевав трагедию; кусочками, толчками и сегментами ее исполнив, актеры уходят. Тишина. Многозначительная. Финал не обозначен. Публика не сразу понимает, что свиток дочитан.

Возможно, такова цель, сверхзадача: показать, что все не завершено, все обречено длиться. Война никогда не закончится. Будут смерти, будут калеки, слезы, сироты. Мы все - тот хор, который в трагедиях всегда приносят и будут приносить в жертву. И подлинная трагедия в том, что идущие строем, согласные, трусливые, совместно поющие - и есть самая высокая точка, самая страшная позиция убийства-самоубийства…

Что ж, в израильском театре "Тмуна" показали спектакль на русском языке. Это позитивно и оптимистично. И несомненно важно. Его некоторые слабости, хаотичность, невыстроенность и манерность - можно счесть просто иной формой, иной, не органичной для русскоязычного зрителя стилистикой театра. Это другой театр. И в нем другой хор.