Zahav.СалатZahav.ru

Пятница
Тель-Авив
+28+18
Иерусалим
+25+16

Салат

А
А

Александр Кабаков: Я не тамошний, я здешний

Игорь Свинаренко побеседовал с автором "Невозвращенца" Александром Кабаковым об эмиграции, которая ни у того, ни у другого так и не случилась.

05.12.2016
Источник:ТУТиТАМ
Creative Commons

Читайте также

ТУТиТАМ совместно с проектом "Сноб" продолжает публиковать интервью и очерки о россиянах, которые покинули Россию и нашли себе место на чужбине, и о тех, кто решил никуда не уезжать. В этом выпуске неуезжанец Игорь Свинаренко побеседовал с автором "Невозвращенца" Александром Кабаковым об эмиграции, которая ни у того, ни у другого так и не случилась. 

В начале беседы я напомнил Кабакову про разговор, который с ним еще при советской власти вела наша сотрудница - сперва его, потом моя - Алла Глебова. Как раз все ехали, и она собиралась, и в итоге переселилась-таки в Германию. И вот она его спрашивает: 

- А вы почему не едете, Александр Абрамыч? Вы же еврей. 

- Я не могу. Потому что я - русский писатель! 

Русский писатель 

Игорь Свинаренко: Помнишь тот разговор? 

Александр Кабаков: Конечно. Под этими словами я могу и сейчас подписаться. Аллу помню. Мне тогда разрешили взять в отдел человека, я стал его искать, и тут вот с улицы зашла какая-то девушка... 

- С хорошим бюстом. 

- Не заметил. Шла она, видимо, в туалет, но он оказался мужским, и она оттуда быстро выскочила. И увидела меня, - дверь как раз была открыта, а комната моя была рядом с сортиром, только вдвое меньше его. "Здрасьте, а вот я хотела бы заметки писать". Ну, хотели, так пишите. Я что-то ей поручил, она написала, и получилось довольно смешно. И я ее взял на работу. Она собирала заметки, немножко их правила - или писала свои. Я вел полосу "Клуб Ильфа и Петрова". Пять лет выходила моя полоса. По престижности в ней опубликоваться она была на третьем месте - после "12 стульев" "Литгазеты" и "Сатиры и юмора" "МК". Про евреев вот что скажу. Был я на книжной ярмарке в Израиле, в 2007-м или 2008-м. За мое там выступление до сих пор меня поносят последними словами газеты их патриотического толка. "Выкрест! Подонок!" Одна газета написала: "Кабаков и Улицкая демонстративно крестились у входа в храм". 

- Это у храма Гроба Господня? 

- Нет, Рождества. Скандал инициировал Дима Быков. Дима повел себя... Скажем, странно. В своем выступлении сказал, что Израиль - это политическое недоразумение, ошибка. Что соль хороша в супе, а не в солонке. И так далее. 

- Ну, а что же писатель должен говорить в выступлении перед публикой? "Ребята, давайте жить дружно и политкорректно?" 

- Да, в Израиле, стране воюющей и патриотической, можно говорить только это. И на Диму набросились! А я ничего такого не говорил, потому что так не считаю. Я сказал про Израиль свои слова - и был не понят. Меня спросили: "Как вы относитесь к Израилю?" Я ответил: "С уважением. И еще больше его уважал, когда он был передовой линией борьбы с варварами. Но сейчас, поскольку западные левые и просто антисемиты сковали всех по рукам и ногам своей политкорректностью - типа палестинцы бедный страдающий народ, а израильтяне убийцы, - теперь Израиль утратил эту свою роль, и мне очень жаль, что так вышло". 

Эта мысль оказалась слишком сложной для аудитории. И она сделала странный вывод: Кабаков - антисемит. Один закричал: "Вы что, не еврей?" Другой: "Выкрест!" Но ведь выкрест - это иудей, крестившийся в православие. А я не был иудеем. Я необрезанный! Я был никто, я был вне религий. Потом я выбрал себе религию - и крестился. "Кем же вы себя считаете?" Мне вообще безразлично, кем меня считают антисемиты, мне вообще неинтересно их мнение по любому вопросу. "А кто же вы?" Я - русский писатель! "А, вы еврейский писатель, который пишет по-русски". 

- Русскоязычный. 

- В той поездке был покойный Асар Эппель. Вот, пишет по-русски, но еврейский писатель же? А если бы он писал не про евреев, а про пожарных - он был бы пожарный писатель? А если бы он по-русски писал про работников ЖКХ - он был бы ЖКХ-евый писатель? Я вступил с ними в дискуссию. Вот Норман Мейлер, Доктороу, Филип Рот - они какие писатели, еврейские? 

- Скорей американские. 

- Совершенно верно. Один писал на идиш, другой на иврите, а лауреат Нобелевской премии Зингер только о евреях на идиш - но считался тоже американским, потому что жил в Америке и писал также и по-английски. Мейлер был не просто еврей, а практикующий иудей, ходил в синагогу, отмечал праздники, покрывал голову и так далее, и был при этом знаменитым американским писателем... Ну, никому же не придет в голову назвать его писателем еврейским! 

Там, на встрече в Израиле, был один вменяемый человек, и он потом написал самую злобную статью "Выкрест из Москвы". Сколько лет прошло, а меня там до сих пор поносят! Вот я ездил в Америку - и там про тот скандал вспомнили, в Бруклинской библиотеке! Я уже привык к тому, что меня поносят. "Сколько ж выкрестов! Кроме Кабакова, еще Улицкая и Быков. Им мало было Пастернака и Мандельштама!" - вот так писали. Ну, попасть в такую компанию выкрестов - это нормально. Мне говорят, что я еврей - а я считаю себя, конечно, евреем, но русским патриотом. 

- Почему? 

- А я где живу? Я где родился? Я родился тут и ассоциирую себя с Россией. 

- А вот я родился в СССР, точнее, в УССР. Их нет. 

- То, что ты перечислил, - этого не существует. Но вот я впервые сформулирую: то, что ты перечислил, существовало недолго, и существовало по злому умыслу Владимира Ульянова и его подручного Иосифа Джугашвили. Последнему было поручено написать фундаментальную концепцию по национальному вопросу - и он ее написал. Благодаря чему мы имеем то, что мы имеем. 

- А что мы имеем?

- Войну на Украине, войну на Кавказе и так далее. Была великая страна, она называлась Российская империя. Кроме империи и армии, которые были российские, все остальное называлось русским. Русское государство, русский флаг... Это была великая страна, и если б она такой оставалась, Ульянов-Ленин с ней бы не справился. Этого пидараса скинули бы в два счета. Но среди многих вещей, которые он сделал для укрепления своей власти успешно и хитрожопо, - это разделение бывшей Российской империи по национальному признаку. 

- Чтобы что? 

- Чтобы держать ее в руках. Раньше было деление по губернскому признаку! А губерния - что Саратовская, что Львовская, все равно. Так их держала законная власть. А беззаконная власть, бандитская, держит как? Ссорит всех со всеми. И стоит на этом. Делением по национальному признаку подложили мину под страну. И взрыватель этой мины держали в кулаке: "Если что, щас нажмем - и все разнесет!" Так оно и произошло. Как только большевиков поперли, в 91-м, все начало взрываться. Карабах, Бессарабия, тын-тын-тын... 

- Ты так увлеченно это все излагаешь! Тебе давно уже, опираясь на это знание, надо б было свалить. 

- Почему? 

- Потому что есть логика в том, чтоб перебраться туда, где все устаканено и тихо. 

- Так я не тамошний, я здешний! 

- Ну так сколько уже людей уехало - и счастливы! 

- Это их проблемы. И уезжали все-таки - когда первая волна была, в 60-х годах - евреи, носители технических и естественно-научных знаний. А я - писатель! Я - гуманитарий. Что я там забыл со своим русским языком? 

- Там многие знают русский! 

- Ну да. Губерман. 

- Не последний, кстати, человек в русской литературе. 

- Им хватает этой русской литературы. 

- Ну а что? Четверостишие - это даже длинней, чем хокку. 

- Это еврейский хокку. С запасом. 

Все уехали 

- А у тебя кто уехал? Из тех, с кем ты общался? 

- Все. 

- Ну что значит - все? 

- Первым уехал мой ближайший друг - я не знаю, жив ли он сейчас, давно потерялся его след - художник Толя Урьев. Его никто не знает. Он уехал в 1972-м. У меня есть в одном рассказе этот эпизод. Когда мы его провожали, напились. Я был очень расстроен тем, что он уезжает. И я по пьяни, расстроенный, сказал: "Здесь у тебя нет персональной выставки - и не будет. Я знаю почему, и ты знаешь: потому что большевики. А если и там не будет?" Он полез драться, но мы потом помирились. 

- Успели. 

- Да. Но выставки у него так и не было! Закончил он деятельную часть своей жизни в Нью-Йорке, ремонтируя квартиры очень богатым евреям. Две-три квартиры, бывало, отремонтирует - и этого хватало на год жизни. Потом он получил американскую пенсию по старости и переехал в Барселону. 

- Ты завидовал ему? 

- Как художнику или как уехавшему? 

- Всяко. У него ремесло как раз для жизни за границей - рисуй себе! Никаких переводов не надо. 

- Как уехавшему я ему не завидовал, а вот ремеслу художника... или музыканта? Я в молодости дружил только с художниками и музыкантами. Очень хорошо - без языка. Вот они и ехали - художники, музыканты, математики, физики. Я им завидовал не потому, что они могут уехать, а потому, что их жизнь не зависит от языковых смыслов. И, как правило, художники очень рукастые и все могут сделать сами. 

- Стоп, стоп! Ты конечно писатель, но как-то забыл про свою основную специальность. Ты же ракеты можешь делать, а они везде пригодятся! Тебя этому учили в институте. Ты работал на ракетном заводе. В том же Израиле это очень бы пригодилось. 

- Ракеты я делать не могу. Потому что я был очень плохим инженером. 

- Кто еще у тебя уехал? 

- Уехал Сережа Юрьенен. Блистательный изумительный прозаик. Это лучший эротический писатель, которого я знаю (из тех что писали по-русски). Тут мы с ним не были знакомы, а когда он уехал и стал работать на "Свободе", и читал моего "Невозвращенца", и я туда стал приезжать - мы подружились. Уехал однофамилец мой Илюша Кабаков. Аксенов. Я считаю, что Аксенов уехал правильно. Оценивать то, что он там написал, я не буду. Но это было движение! Войнович, Владимов - уехали, писали там, печатались, но это не моя литература. 

- Вот ты говоришь - куда ж писателю ехать? И тут же рассказал мне про русских писателей, которые на Западе жили и работали. И это мы еще не берем Тургенева с Достоевским и Гоголем и прочими, а про Довлатова так и вовсе молчим изо всех сил. Там расцвела такая литература! 

- Что там расцвело? Мы как раз видим подтверждение тому, что все люди, которые уехали туда писателями, никуда особенно не двинулись. Кроме Аксенова, конечно. 

- А Гладилина ты ведь знаешь? 

- Да. Он написал там одну остроумную умную вещь - повесть "Французская социалистическая республика". Но он никуда не двинулся! Лучшее, что он написал, - это была "Хроника времен Виктора Подгурского". 1957 год. 

- Да, положив тем самым начало так называемой молодежной прозе. 

- Назови мне блестящую писательскую судьбу, когда человек уехал и стал там подниматься, подниматься... Не назовешь! И все их выступления там были направлены на то, чтоб доказать резонность отъезда: "Мы правильно уехали!" И вся их концепция жизни - вокруг этого. 

- Тот же Гладилин говорил: если б знал, что начнут печатать то, что он стал писать в последнее время тут, то не уехал бы. 

- Он очень честно сказал. А я тебе скажу еще такую вещь: мне и жизнь здесь подходит. 

Трижды неуезжанец 

- И ты никогда не думал уехать? 

- Я трижды собирался уезжать. 

- Трижды! Это интересно. И - да, как говорится, Бог троицу любит. А как это было и в связи с чем? 

- Я не фиксировал этих моментов, просто думал: все надоело, надо увольняться с работы и уезжать. Мне из инженеров предложили уволиться: "Саш, ну ты ж понимаешь..." 

- По пятой? 

- Нет! За бездарность! 

- То есть все делают ракеты, а ты в носу ковыряешь? Или твои ракеты падали, как это сейчас стало модно? 

- Не все. Работал я во Всесоюзном НИИ электромеханики. Нашей группой руководил отец известного человека - Алексея Плуцера-Сарно, автора словаря русского мата, Юрий Никодимович. И вот вся эта группа ничего не делала. Они все были склонны к экзистенциальным размышлениям и ощущениям. 

- То есть бухали? 

- Нет-нет. Кто смысл жизни искал, кто свою биографию переживал... И тут взяли меня на работу. По блату. И группа решила: этот молодой нам все сделает, а мы так и будем смысл жизни искать. ВПК - там были десятки миллионов человек, из которых что-то эффективно делавших была десятая часть, этого хватало. Люди там не работали, а пропадали в КВН, КСП, в театральных студиях, литобъединениях, сплавлялись на байдарках и так далее. В свое время они все в силу памяти и способностей поступили на дефицитные физмат, физтех, мехмат, но инженерами были такими же, как я. Но даже среди них я был выдающимся! Потому что не умел вообще ничего. 

- Но тебя же учили! 

- Диплом с одними пятерками я получил благодаря своей памяти, я тексты запоминал страницами, по учебнику близко к тексту шпарил. "Все-все, достаточно!" И так я получил диплом, защитив его на отлично. А потом оказалось, что работа и учеба - это разные вещи. 

- Та же херня была у нас на журфаке. 

- И вот они думали, что я за них напишу все отчеты. А я даже по сравнению с ними был бездельником. Мне следовало уйти, чтоб всех не разогнали. Надо было принести человеческую жертву. Принесли меня. Я тогда первый раз подумал: "Уеду!" Это приблизительно 1972 год. Начал собираться. Я уже без работы, без прописки, без денег, без ничего - только с алиментами. И тут перед отъездом Урьев говорит мне: "Знаешь, у меня есть приятель, который когда-то учился в Литинституте. Мы раньше собирались и бухали, но давно не виделись, а сейчас он работает, кажется, корректором в ”Гудке”". А я, еще когда жил в Днепропетровске, то печатался в местной газете. Я созвонился с тем парнем, он оказался добрый человек, мы встретились. Оказалось, что он не корректор, а старший литсотрудник. В отделе информации. И он меня привел к главному, и меня взяли, несмотря на то что я был еврей, беспартийный, разведенный и с некоторым досье по линии КГБ, потому что я был замечен на джазовых концертах и так далее. Несмотря на все это, меня взяли старшим литсотрудником в отдел движения, потому что туда никто не шел! Там работа была нудная и бесперспективная. 

- Ребята уехали, и у них там не было движения, а у тебя аж целый отдел движения! 

- Там отделы назывались параллельно главкам министерства. Я был очень удивлен, что газета "Гудок" еще существует. Я помнил легенды, Ильф и Петров и все такое. 

- А зачем ты писал заметки в газету в Днепропетровске? 

- Первую я написал потому, что у моей тогдашней жены был сослуживец - она работала в отделе информации в институте переводчиком, и там один мужик интеллигентный писал рецензии. И вот он заболел. Она ему рассказывала, что я что-то там корябаю, рассказики, то-се. И он говорит: "Может, твой напишет за меня рецензию, а? А то я подвожу редакцию". И я написал, как сейчас помню, рецензию на книгу Александра Борщаговского "Одноэтажный небоскреб". Про жизнь в Америке. Тут же за меня ухватились: "Ой, пишите нам!" А писал я без правки... Так вот в "Гудок" меня взяли за то, на что обычно не обращали внимания, принимая людей на работу в СМИ - за умение хоть как-то мало-мальски складывать слова. Вообще туда брали пьяниц, беспартийных, разведенных и прочих. 

- Сброд. 

- Я и был сброд. 140 рублей плюс гонорар. И еще гонорары из разных изданий: от "Правды" до "Нашего современника". Очерки я писал. Первая моя книжка - это был сборник очерков. За нее мне заплатили 3100. А за квартиру надо было заплатить 2100. На остаток я собирался купить еще машину "Запорожец", но мне отсоветовали. Так вот на гонорар за сборник очерков я купил квартиру - дополнительную к той, которая была у моей жены. 

- Вы съехались и поселились на Белорусской. 

- Ну, еще был проспект Мира, и после еще Останкино. С Володей покойным, Орловым - "Альтист Данилов" - мы жили в соседних домах... Это были дома ЦК ВЛКСМ. Пончиковая, которую он описывал, была в торце моего дома. И вот: работа есть, все есть, все в порядке - куда ехать? 

- Я, кстати, вспомнил одну твою раннюю повесть под названием "Кафе Юность". И там была любовная сцена на лавке... Не ты ли первым в советской литературе описал минет? 

- Это совершенно не важно. Что ты пристебался ко мне с этим минетом? Такого слова там и близко нет. Близко нет! Я могу ручаться. Более того, такого слова нет в 10-томнике моих текстов (правда, он еще не издан, пока есть только пятитомник). Как нет там и слова "член"... 

Дальше я написал повесть. Потом вторую. Обе молодежные. Меня с ними отовсюду послали. Лежат у меня, напечатанные на машинке, на желтой бумаге. И вот когда мои повести не стали печатать, я собрался уезжать. Ну их в жопу! Все надоели, видеть не могу! Афганистан к тому же... 

- Так, это уже второй раз... А повести про что? 

- Одна про молодого человека, который мучается, что он зять высокопоставленного советского чиновника, еще и военного. Это просто про меня. Повесть жесткая такая. 

- И чем там кончилось? 

- Смертью. Тестя. И зять, который фрондировал, подумал, что придется все брать в свои руки, а он ничего не умел. Он кто? Никто. Говно. Это был первый текст, в котором как бы прогрессивный - точнее, западно-ориентированный - молодой человек представал никем. Я был не на стороне своего героя. Не против, но не на стороне. В "Юности" рукопись благополучно потеряли. Я возмутился, а Витя Славкин, царствие ему небесное, сказал: "Скажи спасибо, что она потерялась, по инструкции мы такой текст должны были послать в КГБ". 

- Да... Ты саморазоблачился перед партией. 

- И вдруг - начинают публиковать мои рассказы! Как юмористические. Хотя на самом деле они фантастические, ну, или иронические. И мне дают все мыслимые юмористические премии! И "МК", которая была самая престижная, и "12-й страницы", и "Крокодила". Меня на руках носили! Я принес первый рассказ Виктору Васильевичу Веселовскому, царствие ему небесное, он прочел тут же и сказал: "Мы берем". И рассказ был опубликован через две недели, притом что люди ждали своей очереди по два года! В течение года было опубликовано три моих рассказа - и я получил первую премию "Золотой теленок".

- Ну, куда ж тут ехать? 

- В третий раз я собрался ехать в девяностом году. Когда очень сильно поперли контрперестройщики - Бондарев и так далее. "Свернут они шею Михаилу Сергеевичу! - думал я. - И здесь будет хуже, чем было. Надо бежать". Но тут я принял решение: никуда не ехать. Если я при коммунистах, которые у власти были, не уехал, то что ж от этих бежать, которые рвутся и, может, еще не дорвутся? Я перешел в "МН", стал штатным бойцом перестройки. Вот, три раза я собирался уехать - и не уехал. 

- Остался - и стал большим демократом. 

- Я никогда не был демократом. Я был антикоммунистом. Как ты считаешь, Колчак был демократом? А коммунистов не любил. Вот и я так. Я был просто демократом по месту работы в "МН". 

- Ты по записи в трудовой был демократом. 

- А демократов из Межрегиональной группы я не любил. Они были культурные коммунисты. Коммуняки, только покультурнее. Помню, мы от "МН" ездили - как выражалась наша молодая поросль, теперь они уж давно отставные медиамагнаты, - торговать гласностью. Так они называли выступления перед читателями. Едем мы с Егором Яковлевым в машине, спорим, и на повороте с бульваров на Новый Арбат я сказал: "И Ленин ваш - говно". Егор Владимирович бросил руль - и мы чуть не въехали под 89-й автобус. Ха-ха-ха! Так что я не был демократом. Не пришлось мне меняться. 

Новое время 

- И больше у тебя не было позывов уехать? 

- Нет. А незачем было уезжать. Я хотел уехать от коммунистов. "И где те коммунисты?" - как говорят у нас в народе. Бывшие - это не коммунисты. Вышел из партии - я это принимаю. Человек, во всяком случае на словах, раскаялся. Отрекся. А если он требует восстановить райкомы, то он - коммунист. Любая власть некоммунистическая лучше, чем коммунистическая. 

Мы однажды с Геннадием Андреичем оказались в одной тусовке и были там прижаты друг другу - как в трамвае. Стоим. Мы с ним вообще знакомы, один раз чуть не подрались на телепередаче, но разговаривать нам было не о чем, и я даже сделал вид, что задремал. Но сквозь ресницы рассматривал, что на нем надето. А я ж в этом разбираюсь. И вот я прикинул, что на нем было надето как минимум на 10 000 долларов - это не считая часов, которые были не видны. Такие коммунисты пусть будут. В костюме Brioni. 

- Brioni-это пятерка. 

- Как минимум. А как только на них будут френчи, то тогда их надо будет мочить на всех углах. 

Сейчас вообще новое время настало. Как и прошлый век, нынешний начался в 14-м году. Не с нулевого! Началась другая жизнь. Другое столетие, другие закономерности, другие войны. И боюсь, что это страшное колесо снова закрутится. Но не с теми коммунистами. Те коммунисты - все, мятый пар. 

- И тем не менее, может быть, ты снова соберешься валить? 

- А зачем? Теперь уже нет смысла. Во-первых, здесь нет коммунистов, а во-вторых, там очень хреново стало. Людям впору оттуда приезжать сюда. Я не хочу жить в Париже с миллионом арабов! Не хочу! Не писать, не еще что-то - а я просто жить с ними не хочу. 

- Ты расист. 

- Да. То есть почему расист? Арабы относятся к белой расе. 

- Да ладно! 

- К белой! А по-твоему есть такая раса - черножопые? Такой расы нет. 

- Знаешь, это твое чисто оценочное суждение. 

- Не оценочное, а научное. Значит, жить среди арабов я не хочу. Мне не нравятся их обычаи. Это чуждая конкурирующая религия. 

- Да чем же они хуже таджиков или чеченов? 

- Это то же самое. Просто эти здесь пока тихие. И пока власть вот такая, она им не даст разойтись. Здесь не будет так, как было в Париже. Здесь не будет политкорректности, слава Богу. 

- Думаешь? 

- Откуда она здесь возьмется? 

- Тебя держит здесь отсутствие политкорректности в основном? 

- Нет, меня держит тут то, что это страна, в которой я родился и живу. А отсутствие политкорректности я ставлю ей в плюс. 

- Вот я подумал: если бы ты в свое время свалил, то вернулся бы. 

- Я бы, конечно, вернулся, как вернулись все. Войнович вернулся. Гладилин не возвращается потому, что ему все равно где жить, он с внуками гуляет. Там плохо жить! Я туда часто ездил, там было хорошо, но все стало ломаться в последние 10 лет. Проклятая политкорректность. Люди в Ницце говорят: это был не теракт! Немецкая полиция не принимала заявлений о сексуальных домогательствах со стороны арабов! Да и куда ж мне уезжать? Я не вижу нужды. Что хочу, то и говорю. Вот только либералам не нравится то, что я говорю. И то, о чем мы с тобой сейчас говорим, им тоже не понравится. Я со многими раздружился, и многие со мной раздружились. Моя позиция привела к тому, что со мной не разговаривает половина Москвы. После моей речи в "Знамени" при вручении премии Сергей Караганов написал про меня, что я не просто смелый человек, а по-гусарски смелый! А всего-то я сказал, что на Украине идет гражданская война, в которую всегда вмешиваются все кому не лень. Уж тем более соседи. Представляешь, если бы одни мексиканские штаты пошли войной на другие, а американцы сидели бы и смотрели. А? 

- Да, ты свою позицию не скрываешь. Ты даже объявил себя мракобесом. 

- Мракобес я, да. И русский империалист. Знаешь, я был на книжной ярмарке в Киеве, еще до войны. И там какой-то дедок встает и спрашивает: "Как вы считаете, когда-нибудь Украина будет по-настоящему независимой?" Нашли у кого спросить! Я - русский империалист. И меня там не убили! Захар (Прилепин) зааплодировал одиноко... Вот ты говоришь - ехать? Я не уехал, когда меня не печатали, когда у меня не было хорошей работы. Чего сейчас-то ехать? 

- Кто-то не хочет тут жить, чтоб не платить налоги на войну. 

- Вон Пархоменко со всей семьей уехал в Штаты и будет там платить налоги не на войну. А на мир. 

- Да он вроде на время только. 

- Угу. Вот Парфенов, говорят, уехал. В Израиль. 

- Где-то про это писали, но доказательств нет. 

- Уехал Чхартишвили. У него есть деньги, он обжился там. А что мне светит там? И что мне мешает тут? У нас такая спокойная страна - насколько вообще Россия может быть спокойной. Сейчас уже нет пассионариев, которые свое брюхо готовы подставить. Их выбили в 17-м, в 37-м и 47-м, а потом Брежнев их разложил, кто остался. Майдана нет и не будет, попробовали сделать - и где тот Майдан? Люди - кто в Америке, кто в Израиле. И войны не будет. 

- Что же будет? 

- Доживем и умрем. Занимаясь своим делом. Ставя букву за буквой. 

- Не надоело? 

- Надоело, конечно. Старым людям все надоело. Но что делать? Мне разве предлагают выбор? Пока есть возможность зарабатывать на немерзкой работе... Преподавать? Мастеру в Литинституте (кто ведет свой семинар) платят меньше, чем дворнику. 

- Ректор Литинститута Варламов сообщил, что, по его мнению, Прилепин пишет лучше, чем Алексиевич. 

- Конечно, лучше. 

- И премию ей дали якобы незаслуженно. 

- Нобелевскую премию всегда давали незаслуженно! Одна советская повесть Алексиевич была с восторгами про Дзержинского. Я вот в свое время отказался писать книгу про БАМ. Если б написал, был бы в большом порядке. Потом бы перестроился. 

- БАМ - это чисто по отделу движения в "Гудке"! Ну и написал бы. 

- Не стал этого делать. 

- Как у тебя здоровье сейчас? 

- Плохо. Ну, плохо. 

- Да ладно! Ты вон даже на работу ходишь каждый день. 

- Знаешь, сколько я таблеток съедаю каждое утро? 17. Хе-хе. Здоровья хватает ровно на то, чтоб приехать на работу в щадящем режиме, на такси, поработать - и на такси же уехать, поздно вечером. И я не только здесь работаю (в Русфонде), но еще и книжку в год пишу. 

- Хороший темп! Гляди, еще какую премию получишь. 

- Да нет, я уже все получил. Ну, кроме "Нацбеста" и "Букера", которые мне все равно не дадут: я пишу мейнстрим, а они за это не дают. 

О духовности 

- Слушай, тебе совсем не противно жить в стране, где так воруют? 

- Конечно, противно, что воруют. Но пусть лучше воруют. Слушай, то, что Якунин коллекционирует шубы, - это гораздо лучше, чем если бы он работал по своей непосредственной специальности. Чем если бы он продолжал быть чекистом. Лучше! Ну, шубы и шубы... Но на самом деле "ворюги мне милей чем кровопийцы" - это поэт сомнительно сказал. Потому что на каком-то этапе, рано или поздно, ворюги превращаются в кровопийц. Но до тех пор, пока они не превращаются в кровопийц, просто воруют себе и не начинают перестраивать мир, все нормально. 

- Новодворская говорила, что в коррупции - спасение России. Если б столько не воровали, то наделали б оружия и непременно б устроили большую войну. 

- Новодворская была не права. Вот сейчас сделали мощную армию и обновляют оружие. Я не считаю, что следствием этого будет большая война. Наоборот, все сделано правильно. Потому что американцы, которых я любил вплоть до конца 60-х, оборзели. Оборзели! Нельзя бомбить избранного президента страны просто потому, что он плохой. Нельзя! Они за последние 20 лет отметились по всему миру. Потому что плохие там лидеры. Во-первых, кто для тех стран плохой, а кто нет - это надо разбираться. Во-вторых, плохие там людям подходят. Что, вы все будете решать? Нет, не все. Вот сейчас мы построим самый быстрый авианосный корабль в мире, и вы не все уже будете решать. Новые танки у нас офигительные, говорят. А вот такая слабая армия, которая была при Борисе Николаиче, - это кое-кого провоцировало. 

- Но как-то все же не спровоцировало. 

- Есть такая наука виктимология - наука о жертвах. Так вот мы просто провоцировали. 

- Очень интересно: а когда и как ты разлюбил американцев? 

- Пока у них была нормальная жизнь, я их любил. А разлюбил я американцев и Запад вообще после 68-го, когда у них произошла победоносная социалистическая молодежная революция, Беркли и все дела. И к власти в итоге смог прийти такой президент, как Клинтон. Последний нормальный президент у них был Рейган, а дальше началась хрень чистой воды. 

- Сейчас имперцем быть комфортно. В стране осуществляется твоя политика. Как по заказу. 

- Мне положить на этот комфорт! Я не политик, и я в этом во всем не участвую. Просто звезды так встали. А мне пофиг. Я ложусь в постель смотрю новости - CNN, по-английски, и "Россия-24", по контрасту. CNN, как правило, скучно. Потом нахожу канал, который показывает старые фильмы, и смотрю что-то. еще люблю канал "ТВ-Шансон". Видимо, идеологией определяется и вкус, шансон - это же русская народная песня. 

- Типа "Мне часто снится за колючкой твоя помятая кровать". Блатняк. 

- А это и есть русская национальная культура! Это полный аналог рэпа. 

- Который негры изобрели. 

- Я с тобой абсолютно согласен, что единственный народ в мире, который похож на русских, - это американские негры. 

- Да, я про это немало писал. 

- И еще один есть шансонный канал - "Ля минор". Это один аккорд из главных трех. 

- Про негров. Помню, ехал я в автобусе из Нью-Джерси в Нью-Йорк, а шофер негр. И вижу, он ботинки снял и жмет на педали ногами в белых носках. И носки чистые, и ботинки, и весь автобус чистый. Потрясающе. 

- Одна из немногих моих претензий к моей стране - это то, что ничего не доделывается до конца. Никогда! И поэтому у нас никогда не будет чистого автобуса. Крестили не до конца. Европеизировали не до конца. У нас все будет чистое, весь автобус - а одна педаль грязная. А если одна педаль грязная, то конец всему. Есть такая писательница Валерия Алфеева, она мать церковного иерарха Иллариона. Прекрасная писательница. Так вот, она в свое время написала гениальное эссе "Дом и сад". Там про то, как живут ее друзья эстонцы, к которым она каждое лето приезжает отдыхать. Как они постепенно строят дом. Как они, вырыв яму, убирают землю. И под конец она описывает свою московскую квартиру с оборванными обоями. Духовность! Она реально существует, ее не Сурков придумал! Духовность в том, что квартира не отремонтирована и подъезд зассан. Чем больше кандидатов наук, тем грязней в подъездах. Почему в СССР не было туалетной бумаги? Дело в том, что большевики от нее принципиально отказывались: нам комфорт до жопы! И вот эта страна меня устраивает. 

- Но можно все отремонтировать не в ущерб духовности. 

- Нет! Так не бывает. Как-то мы с женой провели отпуск на острове Сааремаа. Там главный город - Кингисепп, в честь их палача. Там рыболовецкий колхоз. Так рыбаки за сезон зарабатывали по 50 000. При советской власти. И вот мы гуляли по этому городку, смотрели. Дома красивые, ухоженные, все вычищено и вылизано, кругом цветы. Картинка из американского журнала. А духовности нет. Не водится она в таких условиях! А в те же годы я ездил в командировки на Северный Кавказ русский. И вот помню в Ставропольском крае один совхоз-гигант. Денег там не меньше, чем у тех эстонцев. И вот стоит дом двухэтажный кирпичный, ничем не украшен. Мотоцикл полуразобранный стоит на переднем плане. Крыльцо без перил. И, конечно же, слева - куча цемента, который в землю ушел, и на ней никогда ничего не вырастет... А справа - куча говна. По деньгам все то же самое, а жизнь другая. 

- Ну, действительно, как из такой страны можно уехать? Да просто невозможно! 

Игорь Свинаренко 

Это интервью подготовлено совместно с проектом "Сноб"

Комментарии, содержащие оскорбления и человеконенавистнические высказывания, будут удаляться.

Пожалуйста, обсуждайте статьи, а не их авторов.

Статьи можно также обсудить в Фейсбуке