Всеобщее оцепенение меняет оптику. В тени спецоперации осталось важнейшее политическое событие - февральская культурная революция, предполагающая, как и любая революция, полную смену вех. Тех, кто уехал, безоговорочно зачислили в предатели. С остальными разбираются. Спецназ профессиональных любителей Родины настаивает на необходимости тотального обнуления культуры.

Пересмотр базовых ценностей начали с Максима Галкина. Он еще не успел добраться до Израиля, как его уже переквалифицировали из главного любимца публики в главного врага государства. Казус Галкина настолько красноречив, что заслуживает отдельного разговора.

Внешний сюжет (отъезд из страны в годину испытаний) хорош для внешнего потребления. Им легко размахивать как дубиной в телестудиях, пылающих праведным гневом. Внутренний сюжет (духовное очищение при полной замене предателей на патриотов) - более тонкий инструмент, предназначенный посвященным. Наложение внутреннего сюжета на внешний дает удивительный эффект. Оказывается, обнуление культуры - это история не столько о кровавом тоталитарном режиме. И не о помрачении умов, спровоцированном режимом. Это история человеческая, слишком человеческая.

Ее суть предельно точно изложил более века назад молодой Чуковский в статье "Третий сорт", речь в которой шла о графоманской поэзии. Главную идею саркастический автор статьи позаимствовал в рекламе съестной лавки: третий сорт ничем не хуже первого.

24 февраля одновременно со стартом "спецоперации" начался бунт третьего сорта против первого. Вчерашних властителей дум принялись истреблять, как тараканов.

В ролях истребителей блистают как известные телевизионные деятели искусства, так и те, о существовании которых прежде мало кто подозревал. Язык нового времени рождается в горниле патриотических истерик. Неистовые рапповские ревнители столетней давности были гораздо скромнее в своей жажде занять освободившиеся места.

Быть патриотом сегодня легко и приятно. Даже пластические хирурги окучивают эту доходную ниву. Самые сообразительные из них окрашивают грудные импланты в цвета триколора. Что уж говорить о пластических хирургах от пропаганды. Именно "понауехавшие", а не "спецоперация", - доминантная тема их публичных разборок. Богатство нюансов не знает границ. Дрессировщик Аскольд Запашный укрощает теперь не только тигров, но и людей. Он знает точно: русофобия Галкина - не заблуждение, а его четкая позиция. А еще он уверен, что Максим вернется в Россию при одном условии: "Если будет видеть, что мы проигрываем". Теперь человечество просто обязано бдительно следить за перемещением М. Г. в пространстве.

Кстати, эпидемия третьего сорта в критические моменты истории - распространенное явление. Год назад высокие украинские чиновники внесли Галкина в реестр лиц, представляющих угрозу национальной безопасности. Вроде бы угроза сгустилась после того, как он сделал непозволительно талантливую пародию на Зеленского. Сейчас Галкина вынесли из списка; впрочем, это уже совсем другая история.

Итак, мотивы ясны. Но остается вопрос: почему именно Максим стал основным объектом прицельного залпового огня? Ведь уничтожают не только его, но и слитную с ним вот уже более двадцати с лишним лет Пугачеву, которая "живи спокойно, страна, я у тебя всего одна". Ответ, полагаю, таков: в небытие отправляют не людей, а знак и символ эпохи, которую самозабвенно хоронят нынешние неистовые ревнители.

(Перенасыщенность пространства знаками и символами значительно увеличилась во времена "спецоперации".) В прежней жизни Максим любил повторять: "Я не борюсь с режимом, я его не замечаю". Но в феврале случилось непредвиденное: режим сам заметил его.

Карьера М. Г. началась непростительно рано - в 17 лет. Ему было дано так много, что он единственный мог легко конкурировать по количеству просмотров с новогодними обращениями к нации президента. Он привык быть первым. Если строить дом, то сразу замок, если жениться - то на Алле Пугачевой, если сотрудничать с Первым каналом, то быть любимцем Эрнста. Стихия избыточности захлестнула молодое дарование. Рабам рейтинга (а других в телевизоре почти нет) невозможно сохранить себя. Время Галкину досталось вязкое, тухлое. Чтобы выжить, нужно было уметь договариваться с самим собой. И он принялся успешно осваивать несложную науку.

Чем больше было Галкина везде, тем отчетливее ощущалось несовпадение внешнего и внутреннего сюжета. Только на сей раз речь не об общей, как сказано выше, жизни, а о его личной, единственной. Победоносный внешний сюжет предполагал отказ от себя. Амплуа вечного пародиста диктовало свои правила. Апогеем стало шоу перевоплощений "Точь-в-точь", где копия ценится выше оригинала. Галкин, разумеется, победил. Напряженный внутренний сюжет противоположен внешнему, как ирония пафосу. Блестящее образование, дар тонкого лингвиста (его диссертация посвящена отражению стилистической системы "Фауста" Гете в переводах Пастернака, Холодковского, Брюсова), трепетная любовь к литературе - все это отвергало копию, взывало к уникальности творческого почерка. Кульминацией драмы стала вершина карьеры - авторское грандиозное шоу "МаксимМаксим". Экспериментальный формат обернулся оглушительным провалом.

Галкин урок усвоил и начал поиски нового пути - от копии к оригиналу.

Стал активен в Сети. Запустил несколько своих ютуб-каналов. А потом случился знаменитый новосибирский концерт - в жанре острой политической сатиры, на редкость смешной и откровенный. Чего стоила лишь одна реплика о том, что юное поколение уверено: должность президента называется "Путин"! Зашелестели слухи - мол, Галкин по примеру Зеленского готовится пойти в президенты. Не пошел. Когда грянул локдаун, Максиму быстро подыскали новое место: он хочет стать мэром. Собянинский график гуляния по подъездам возбудил Галкина на ролик о том, как "лучше гражданам подышать через день свободно".

Ролик мгновенно возглавил все топы. Государственный абсурд, претендующий на роль реальности, восходит к штучным образцам жанра. В мэры Галкин тоже не пошел. А когда рассеялся ковидный морок, пародиста назначили предателем.

"Россия - страна возможностей", радостно сообщил губернатор Беглов собравшимся на Дворцовой площади. Открывая бал выпускников "Алые паруса", он ударил в рынду. Рында в этом году, в отличие от прошлого, губернаторский напор выдержала. Именно в этом месте и в это время тезис о возможностях мог бы показаться спорным. Впервые за долгие годы бал не ведет Иван Ургант, душа праздника. Он совсем исчез с радаров, как бы зависнув в буферной зоне между двумя противоположными тезисами. Пропагандисты считают его предателем, Дмитрий Песков - "большим патриотом".

Пока коллеге Урганта Галкину везет больше. Его уже коснулась стихия невиданных российских возможностей. Освободившись от липкого телевизионного контекста, Максим стал стремительно превращаться в того, которого слушают и слышат. Его ролики, пародии, аналитика сегодня существует на всех носителях, включая российское ТВ. Я не оговорилась. Каждое его слово дает ежедневную пищу топтунам в студиях. И это - самое большое поражение третьего сорта в борьбе с первым. Редкая органика, дар импровизации, безукоризненный слух позволяют Максиму легко укладывать оппонентов на лопатки. А еще - интеллигентность, что особенно заметно на фоне прогрессирующего невроза пропагандистов, давно перепутавших телевизор с амвоном. В деле морального уничтожения Галкина лидирует святое семейство Симоньян-Кеосаян (тоже, заметим, знак и символ эпохи "спецоперации"). Маргарита даже отважилась на харакири в прямом эфире, рассказав о нетрадиционной сексуальной принадлежности Максима. Сегодня им можно все - их время. Все, кроме одного: третий сорт никогда не станет первым.

То спокойное достоинство, с которым Пугачева с Галкиным переносят внезапную перемену своей участи, заслуживает восхищения.

Максим уехал в Израиль штатным весельчаком, а вернется оттуда (он обязательно вернется) политическим мыслителем, артикулирующим время. Послушайте его выступления, почитайте пронзительное поздравление с Днем России, вникните в суть убийственно точных оценок, и вы поймете, что это не публицистическое преувеличение.

"У меня есть моя Россия, - пишет Максим. - Там много всего. Крыжовник с куста и скрип половиц на старой даче… Моя школа на Юго-Западе и встреча с отцом Александром Менем… Это Чулпан Хаматова в "Грозе" Островского… Это "Калина красная" Василия Шукшина… Это поле, по которому бежит маленький Обломов в великом фильме Михалкова…" Но, продолжает Галкин, есть и другая Россия - "та, где Сахарова выгоняли с трибуны… Где убивали Меня… В которой Шукшин - это про дележку квартиры в эфире… Где запрещают концерты ДДТ, а детей выстраивают буквой Z".

Образ двух Россий сегодня актуален как никогда. Многие, в том числе и Максим, пытаются осознать новую реальность. Есть, правда, для него и здесь некая опасность, связанная с чувством меры: перейти к промышленным масштабам комментария (как было когда-то в молодости с шутками и пародиями), благо имеется огромная аудитория. Но, кажется, сегодняшнему Галкину это не грозит. Он уже вернулся к самому себе, и обратной дороги нет.