Сокрушительное фиаско в российском прокате Z-фильма "Свидетель" разочаровало турбопатриотов, но не удивило профессионалов. Провал невозможно объяснить российским происхождением картины, потому что отечественный же, но политически нейтральный "Чебурашка" был безусловным лидером проката, и тоже во время войны. The Insider присмотрелся к феномену "Свидетеля", объяснимому не только чудовищно низким качеством.

Художественный фильм "Свидетель" (производство AP Entertainment, режиссер Давид Дадунашвили, продюсер Софья Митрофанова) снят при поддержке двух министерств - культуры и обороны. При бюджете от 70 до 200 миллионов рублей (по данным разных источников) картина собрала за первые выходные проката меньше семи миллионов, заодно получив "кол" в рейтинге самого известного в мире киносайта IMDB. И хотя прокат еще не закончился, уже сейчас можно прогнозировать, что вряд ли он соберет больше, чем в стартовый уикенд.

Почему провалился "Свидетель"?

С одной стороны, это заурядное событие, поскольку убыточна львиная доля российских картин, с другой - напрашивается вывод, что отечественная публика не пожелала смотреть первую полнометражную патриотическую ленту, посвященную СВО. Аналитик кинобизнеса Сергей Лавров, за несколько дней до начала проката предсказавший провал "Свидетеля", в беседе с The Insider объяснил его двумя причинами - во-первых, фильм "очень плохо сделан, он очень скучный и незрелищный, актеры играют просто ужасно, сценарий абсолютно "кривой" и непродуманный, типичная для канала НТВ халтура", а во-вторых, "никакой рекламы нигде не было - зрители об этом фильме ничего не знали, как это обычно и происходит с российским кино в прокате; непонятно, как продукт такого низкого качества оказался в сетке 1131 российского кинотеатра".

На создателей фильма пожаловались и некоторые Z-патриоты, обвинившие их в "саботаже" и даже "очевидной диверсии". Радикальнее всех выступил ультрапатриотический блогер Михаил Чумакин, назвавший картину Дадунашвили не только "позорным воплощением серости и непрофессионализма", но еще и "преступлением против общества и государства".

Интересно также, что о "Свидетеле" пока не написал ни один профессиональный критик (не считая тех, кто в своих фейсбучных лентах издевательски поздравил его создателей) - в агрегаторах "Критиканство" и "Мегакритик" есть только зрительские высказывания, а независимая "Медуза" ограничилась пересказом фильма. Чтобы не повторяться, сделаем то же, но более кратко.

О чем фильм "Свидетель"?

Итак, известный бельгийский скрипач еврейского происхождения Даниэль Коэн по приглашению украинского олигарха приезжает со своим менеджером Бригиттой в Киев (снятый в Твери) за день до начала СВО, рассчитывая выступить на корпоративе и сразу улететь обратно. Однако в ночь вторжения олигарх удирает в Израиль, не оставив никаких распоряжений насчет своих гостей. Те оказываются на улице, где идет перестрелка и грабеж магазинов, и средь бела дня попадают в лапы украинских отморозков, которые бросают их в подвал как шпионов, после чего насилуют и убивают Бригитту.

Коэн кое-как выбирается оттуда, но вскоре попадает к украинским военным во главе с помощником олигарха. Тот, недолго думая, поручает своим головорезам показать скрипачу, что почем, те проводят его по коридору подземной тюрьмы, демонстрируя пытки и убийства, и приводят на попойку, где тот же помощник заставляет скрипача сыграть украинскую мелодию, затем пригоняют толпу женщин и в качестве вознаграждения предлагают герою выбрать любую. Артист для вида соглашается, и его отпускают вместе с ней и ее маленьким сыном.

Далее он оказывается на вокзале, куда местные власти согнали людей якобы для срочной эвакуации, а на самом деле для того, чтобы всех разбомбить и приписать это злодеяние русским. Женщина с ребенком погибают, а везунчик Коэн благополучно добирается до переехавшего во Львов бельгийского консульства и возвращается на родину. Там ему сперва приписывают "стокгольмский синдром", ибо он отрицает, что был в плену у русских, а затем приглашают выступить на телешоу с рассказом, как те его мучали, но отважный скрипач твердо намерен рассказать, как было на самом деле. Завершается "Свидетель" титром, где прямым текстом сообщается, что все кровавые преступления в Буче, Мариуполе и других городах совершил киевский режим, дабы обвинить в них Россию и очернить ее перед мировым сообществом.

К сказанному имеет смысл добавить, что на протяжении фильма герой в исполнении Карэна Бадалова бесцельно бродит по экрану со скорбным выражением лица и периодически разговаривает по видеосвязи с сыном, чтобы режиссер мог потянуть пустое время, а сценарист - вставить в уста мальчика сакральные слова: "А разве Украина не Россия?"

Остается извлечь на божий свет генеральный прием военной кинопропаганды, которым сознательно или бессознательно пользуются кинематографисты, изображая антагонистов как нелюдей, не имеющих психологии. Немногие делали это гениально, как Эйзенштейн, "заставивший" командира броненосца вопреки всякой логике накрыть брезентом отказавшихся есть борщ матросов и расстрелять их. Другие - изобретательно, как Балабанов, оставивший за кадром жителей дома, куда милиционер-маньяк с подчиненными средь бела дня затаскивает гроб с "афганцем". Большинство делают это бездарно. То есть так, как авторы "Свидетеля", выдумавшие украинцев, которые, показав герою творимые ими зверства, отпускают его домой в Бельгию, предоставляя возможность рассказать миру, что они творят.

Россия 2014-2022: киносодержащий продукт вместо кино

Но дело, конечно, не в одном "Свидетеле", а в начавшемся после 2014 года и увеличившемся в 2022-м выпуске несъедобных кинопродуктов, которые отталкивают больше публики, чем привлекают. В этом малопочтенном ряду выделяются три фильма, в неформальном опросе критиков признанные наихудшими в годы своего появления: "Крымский мост" Тиграна Кеосаяна, чье производство вместе с рекламой обошлось в 300 млн рублей, а прокат принес всего 70 млн, "Солнцепек" Максима Бриуса и Михаила Вассербаума, который выпустили в прокат из-за отсутствия зрительского потенциала, "Донбасс. Окраина" Рената Давлетьярова, стоивший 120 млн, а собравший 10 млн, и прочий трэш, созданный при соучастии или, лучше сказать, пособничестве Фонда кино и Министерства культуры, которое в течение десятилетнего руководства Мединского опять стало главным цензором, притом отрицающим, что является таковым, поскольку цензура конституционно запрещена (список ее жертв см. здесь).

Государственная поддержка, некоторое время оказывавшая благотворное влияние на российский кинематограф, стала приносить ему больше вреда, чем пользы, когда взяла на вооружение принцип "кто девушку ужинает, тот ее и танцует", превративший кинематографистов в обслугу интересов власти и сузив количество стран, готовых показывать у себя российское кино.

Один только гриф одиозного министерства на вступительных титрах стал вызывать подозрения, сопоставимые с теми, что возникали по отношению к немецким фильмам, снятым по заказу министерства пропаганды Третьего рейха.

Между тем практика показывает, что и авторское, и коммерческое кино гораздо лучше чувствуют себя вдали от государева ока и указующего перста. Наглядные примеры - "Чебурашка" Дмитрия Дьяченко с его семимиллиардными сборами, более чем в восемь раз превысившими бюджет, и "Холоп" Клима Шипенко - 320 миллионов затрат и 3 миллиарда дохода. Огромный по нынешним временам успех этих не выдающихся по глубине и художественным достоинствам картин объясняется отсутствием набившей оскомину "рашистской" идеологии, простотой формы, обращением к общечеловеческим ценностям, умелой режиссурой и - в случае "Чебурашки" - небывалым внедрением в игровое кино культового литературно-анимационного национального героя.

При более общем взгляде "Чебурашка" и "Свидетель" - два полюса российского кино эпохи зрелого путинизма, начавшейся с российско-грузинского конфликта, представляющие соответственно массовый и казенный кинематограф. Между ними - полузависимое авторское кино, в котором выделяется якутское, понемногу расширяющее свою аудиторию, и отдельный "остров Сокурова", где обосновались выпускники его кабардино-балкарской мастерской, и кино эмигрантов/релокантов, делающее первые шаги. Словом, пациент не то чтобы жив, и не то чтобы мертв, а, скорее, ни жив и ни мертв.