Генри Перселл был потомственным музыкантом. Будто в его жилах всегда текла музыка. Музыка была его воздухом, светом, жизнью. Он все самое важное в жизни совершил сравнительно рано: женился, стал знаменит, создал гениальную оперу. И оставил на память о себе шлейф легенд и слухов.

В Израильской опере вновь звучит лучшее создание Перселла - "Дидона и Эней". Снова на сцене Карфаген, море любви и горечь расставания, трагедия брошенной Дидоны. Светлые, нежными стеклышками звенящие барочные аккорды.

Об этой опере публика знает не очень многое. Опера и популярная, и таинственная; наверняка в ней что-то утеряно. Да и о первых ее исполнениях известно далеко не все. Френсис, жена Генри, служила куратором в том женском пансионе, где опера впервые была поставлена, где она воплотилась на сцене. Генри работал органистом в Вестминстерском аббатстве. А обстоятельства смерти композитора оказались странными и таинственными. Генри Перселл вернулся домой после работы (по другой версии - из театра). Стояла холодная ночь, промозглый ноябрь, а жена заперла дверь и легла спать, так что он всю ночь провел под открытым небом и простудился. Согласно другой версии, он умер от туберкулеза. Правда это или нет - как теперь узнать? Еще есть версия об отравленном шоколаде. Но кем отравленном и почему? Детективную линию уже не разгадать. Даже не стоит пытаться. Перселл умер в 1695 году в своем доме в Вестминстере, в зените своей музыкальной карьеры. Считается, что ему было 35 или 36 лет. Люди и сегодня о себе самих знают не все; тем более о близких, о тех, кого понимают и любят. А тут гений из далекого ХVII века, "английский Орфей", придворный музыкант Стюартов. Слуга короля. Но этот светильник гармонии безвременно угас. Осталась музыка, одухотворенная и сияющая.

Режиссер Стефано Пода - универсальный мастер оперной постановки. Он вновь стал гостем Израиля и вновь царит на сцене. На этот раз в опере "Дидона и Эней". Он режиссер спектакля, владыка светопартитуры, автор костюмов, распорядитель сценического движения. Кажется, будто Стефано Пода раскрыл звучащую книгу, содержание которой многократно исследовано во многих жанрах мирового искусства. Герой Троянской войны, полубог Эней по решению высших сил должен основать Рим. По дороге он оказывается в Карфагене. В сердце царицы Карфагена вспыхивает любовь к Энею. Но все решено, взвешено, измерено. Зло и добро, интриги и чувство долга смешиваются в сердце, в сосуде жизни Дидоны. Эней уходит. Судьба влечет его прочь от женщины, которая только в нем видит смысл существования. Ах, девушки-красавицы, душеньки-подруженьки, нельзя так тонуть в любимом. Он все равно трубку свою на камине найдет и на работу ночную уйдет…

Оркестр "Barrocade", дирижер, увлеченно поющий и зачарованно рисующий мир барокко Герд Амелунг, вместе с хором, солистами и мимансом творят неповторимую, необыкновенную изысканность оперы, сохраняя при этом ее сложность, рафинированность, пышность. Иллюстрируя и одержимость любви, и роскошь придворных ритуалов, и множество сияющих находок, которыми отличается талант режиссера сеньора Поды. В "Фаусте" он смешивал телесное, живое с теософским, вневременным, В "Русалке" искал предельный, выразительный контраст между холодом воды и жарким дворцовым залом, - а заодно и между душевными, психологическими состояниями этих миров. Стефано Пода - изобретатель.

Экспериментатор. Его художественная власть над текстом, звуком, пластикой актеров тотальна. Он безраздельно царит над долиной спектакля, он громовержец. И это даже немного пугает меня. Я посмотрела "Дидону и Энея" дважды, и с замиранием сердца глядела на скульптуры, созданные режиссером из артистов хора, которые глотают сценический песок (не нарочно, конечно, но так получается).

Несомненным шедевром выглядит ария Дидоны в финале, в самом страшном времени судьбы персонажа. Ее плач, стон, будто облаченный в немеркнущий свет, кажется, прикасается к самому сердцу слушателя, и оно поет вместе с артисткой. Я вдруг подумала: Генри Перселл знал, что такое истинная боль, ведь он потерял троих своих маленьких сыновей. Ария Дидоны - и про это.

Анат Чарны во время исполнения арии занята невероятно. Она роет песок. Перекапывает берег. И поет. И не может ни на мгновение отвлечься. Но поет же! Копание происходит немного не в такт. Оно и понятно: трудно, очень нелегко…

Эней в опере кажется почти статистом. О нем и композитор, и постановщик сказали сравнительно немногое. Но Одед Райх в этой партии держится достойно, уверенно провозглашает свои государственные думы, старательно поет. Дидона же - нерв и центральный образ нашего оперного спектакля. Она придумала, сконструировала свою любовь, она родила ее и была ей верна. И потеряв любимого, так горевала, что не смогла больше жить. И погасла, ушла в пески одиночества.

В спектакле ошеломительно звучит хор. Слаженно, гомогенно, выразительно. Хормейстер Итай Беркович победил, выиграл это сражение, этот поединок со сложным материалом. Хор - важнейший инструмент в оперном сказании, и музыкальный бриллиант в короне слуги английского короля и подлинного короля музыки Генри Перселла.

Краткая новелла о любви и ее потере разворачивается среди песка, барельефов и оглушительной, чрезмерной роскоши дворца Дидоны. Под вырванными с корнем кипарисами, деревьями траура. На фоне оловянного блеска волн и остова разбитого кораблика. Мимансу в спектакле придан особый монохромный цвет. Будто некоторые барельефы ожили, спустились со стен и движутся, холодные и прекрасные, сплетаясь, прорастая друг в друга. Свежее цветовое решение вообще придает особый ритм, особую линию спектаклю. Черное, алое, белое платья - как цветовой монолог Дидоны. Как еще один ее безмолвный рассказ…

В Израильской опере звучит старая притча о любви. О том, что долг и интриги, колдовство и предназначение, миражи и вероятные будущие победы уводят возлюбленных прочь из гостеприимного дома. Но во время спектакля, на час с небольшим, в мире становится меньше войны и больше любви. Хотя и она война.

Опера "Дидона и Эней" с нами до 28 ноября. Она прекрасна, смотреть - необходимо!