Zahav.СалатZahav.ru

Пятница
Тель-Авив
+27+20
Иерусалим
+26+15

Салат

А
А

Да, я такой!

"Да, я – сын Райкина, я и умру сыном Райкина. Если доживу до 90 лет, потом умру и меня понесут хоронить, обязательно кто-то спросит: "Кого хоронят?". И ему ответят: "Сына Райкина!".

05.07.2012
Источник:rk.karelia.ru
Zahav.ru пресс-служба

Читайте также

Две недели осталось до начала гастролей в Израиле Константина Райкина со спектаклем-встречей "Самое любимое". Пока что он ездит с этим спектаклем, состоящем из стихов и воспоминаний, по городам России. Вот выдержки из впечатления одной из зрительниц – журналистки Анны Гриневич из Петрозаводска, опубликованные в интернет-журнале "Республика Карелия".

Два часа без перерыва Константин Райкин читал для петрозаводской публики стихи. Не уверена, что зал был готов к такому поэтическому марафону. Но никто не ушел. В конце спектакля "Самое любимое" зал аплодировал стоя. Хорошая была работа.

До представления Константин Аркадьевич дал нашему изданию интервью.

"Кого хоронят?" - "Сына Райкина!"

- Вас трудно представить себе пожилым, а ваш папа остался в памяти многих человеком с седой шевелюрой. Так эта дистанция будет существовать всегда, как по-вашему?

- У меня другое ощущение. Папы всегда старше, что делать? Да, я – сын Райкина, я и умру сыном Райкина. Такое амплуа, к сожалению. Если доживу до 90 лет, потом умру и меня понесут хоронить, обязательно кто-то спросит: "Кого хоронят?". И ему ответят: "Сына Райкина!". К истинному положению вещей не имеет отношения. А для студентов я – Константин Аркадьевич. Хотя я себя не считаю пожилым даже – у меня другое возрастное ощущение от себя.

- Бруно Фрейндлих был знаменит, когда его дочка поступала в театральный вуз. А теперь ее слава абсолютно затмила отцовскую. Может такое случиться у вас?

- Папа Алисы Фрейндлих, в отличие от моего, никогда не был самым любимым артистом страны. Мой папа работал в очень востребованном публикой жанре эстрады и сатиры. Его без конца показывали по телевизору и писали о нем в газетах. Сам я давно не занимаюсь популяризацией себя. Не снимаюсь в кино и не участвую в телепроектах – мне это не интересно. Мне интересен только драматический театр. Папа работал для страны. А я – для узкого круга зрителей города Москвы. Кто меня знает? Нет, я лукавлю, конечно. Я считаю, что я ого-го как много значу. И потом я уже много лет занимаюсь педагогикой – это совсем непопулярный вид деятельности.

- Разве непопулярный?

- Педагог как зубной врач. Вы знаете знаменитого на весь мир зубного врача? Я – нет. И педагогов никто не знает. Меня слава вообще не интересует. Папа тоже ничего не делал специально для славы, но вид его деятельности был другой, более демократичный. Я занимаюсь классикой, вещами осознанно камерными. У меня другая дорога.

"В средних артистах ходить не буду!"

- Когда он видел вас на сцене и что-то не принимал, то говорил вам об этом?

- Он меня очень любил как артиста. Не был строгим цензором. Не принимал, а потом принимал. Папе нельзя было показывать полработы. Поскольку сам он был артистом неограниченных возможностей, для него не существовало технических сложностей, то он не понимал процесса работы других актеров. Что у них  сегодня, может, не  получается, а послезавтра получится. Свои оценки он никогда от меня не скрывал – говорил, как есть. Мог сказать: "Это ужасно, чудовищно, не смешно". Я говорил: "Подожди!" А он мне: "Чего ждать? Да это бездарно!"  Это про моих артистов, которых я привел в его театр маленький. Когда не годились другие доводы, я притворялся, что мне плохо, хватался за сердце. Папа сам был сердечником, очень уважительно относился к болезням других. Я нагло симулировал, и тогда мне разрешали закончить работу. После спектакля папа приходил и говорил, как ему все нравится…

- А вы убежденный педагог?

- Я всегда знал, что если стану артистом, то буду не только артистом. Чувствовал в себе лидерские наклонности. Поначалу я вообще не понимал, смогу ли стать актером. Знал, что в средних артистах ходить не буду, сразу уйду.  Но то, что я мог за собой повести людей и на что-то их сподвигнуть, я всегда понимал.

"Без риска дело не имеет смысла"

- Театральному критику Марине Давыдовой вы говорили о том, что нужно уметь отказываться от опыта, чтобы чего-то достичь в профессии…

- Это всегда происходит. Любая новая работа, если ты правильно к ней подходишь, требует отказа от целого ряда своих умений.

- А честолюбие как же?

- Я не честолюбив. Самолюбив - да. Я считаю, что любовь к себе – это божественное чувство. Если ты не любишь себя – ты не полюбишь другого.  Так вот, если ты продолжаешь быть человеком искусства, то любая новая работа – это риск для тебя. И тут нужно исключить опыт и продолжить оставаться учеником. Если ты учитель, то ты умер.

- И вы никогда не отказываетесь браться за новое?

- Понимаете, в чем дело... Сомнение – это не отказ. Если я начал работать, я не отступлю. Я как партия - залог побед и… как там прежде говорили? Рулевой и залог побед. Даже если не получится. У меня очень сильный характер, бойцовский. Я решаюсь на новое, только если мне это сулит какую-то неизвестность и риск. Без риска дело не имеет смысла. Без этого страха нет какого-то электричества, вообще зажигание не работает. Какого черта брать то, что ты уже знаешь?

Любовь как жертва

- Когда вы репетировали "Короля Лира", проводили какие-то параллели с сегодняшним днем?

- Мы же не делали спектакль из старинной жизни. Не музейной деятельностью занимаемся! Сейчас мы ставим "Ромео и Джульетту". Шекспира имеет смысл брать только потому, что он актуальный драматург. Он писал про свою жизнь.  География его не интересовала – что Дания, что Эльсинор.  Весь мир раздираем враждой и ненавистью. Дураки-люди думают, что вот прилетит какой-то там метеорит и человечество погибнет. А оно погибнет раньше, поскольку главный враг человека – человек. Люди полны ненависти. Про это и написана "Ромео и Джульетта". И любовь – она не детородна, она дается человеку, чтобы жертву принести. Люди на секунду от такой жертвы оторопевают и прекращают вражду. На секунду. Они потрясены жертвой. Я думаю, что это современно: только любовь может спасти мир.

- Сами ставите "Ромео и Джульетту"?

- Вы в курсе, что в моем театре большая часть репертуара – это мои спектакли? Но я никогда не играю в том, что ставлю. Существует мнение, что мне не положено браться за режиссуру.  Эти же люди когда-то не верили, что сын великого артиста сам может быть артистом хорошим. Они говорят: "Природа отдыхает на детях великих!" Кто это придумал? Какой-то завистник! Разве природа отдохнула на Алисе Фрейндлих?  Или семья Михалковых. Чего она не отдыхает-то?! Тогда как у Тютькина уже гений должен был родиться – так природа отдохнула! Нет тут закона! Ну ладно. Общественное мнение – вещь неповоротливая. Критикам объяснили, что я хороший артист. Потом я стал худруком – ну, не, не может он быть талантливым руководителем! Да? А какие режиссеры у меня ставят, какие награды, какие аншлаги и сколько лет! Значит, я - хороший худрук! И никуда не деться! А потом я еще стал заниматься режиссурой. Они еще стали меня-артиста со мной-режиссером сравнивать! Не такой он режиссер, какой артист! Такой, такой! Никуда им не деться будет - я их дожму! Я сам себе большой критик и самоед. Я сам! Им не снится так меня критиковать, как я сам себя критикую! Если я считаю нужным этим заниматься, значит, у меня есть веские основания. Им объяснят, что я все делаю хорошо. Поставил уже 25 спектаклей, этого мало – нужно больше!

"Как в травку накакали…"

- Для вас так важно общественное мнение?

- Очень важно! Я завишу от него, конечно. Глупые статьи неприятно читать в любом возрасте. Я все равно бешусь. И все бесятся. Врут те, которые говорят: "Я научился к этому спокойно относиться". Никто не научился. Статейки борзописцев, которые каждый день ходят в театр и потом сразу пишут, выводят из себя. Я понимаю, что им тоже тяжело – каждый день про театр писать, можно озвереть. Знаете историю про то, как любовник какой-то французской парфюмерши просидел всю ночь в шкафу с парфюмами, потому что пришел муж?  Так он утром вышел и сказал: "Кусочек говна дайте! Сил нет!"  Конечно, самое важное – иметь нормальный успех у зрителей. Что значит успех? Чтобы ты ощущал, что ты понят. В театре это важнее, чем в любом виде искусства. Картина остается во времени, даже если сейчас ее никто не купил. А театр живет, пока зритель сидит.

- Не любите критиков?

- Есть умные люди, а есть просто критики. Они любят быть отдельно от зала, их раздражают аншлаги. Они хотят сидеть в одиночку и понимать.  А когда тесно все сплющены, и вокруг все в восторге, их глупое самолюбие мешает им понимать. Вот все встали в финале и аплодируют, а ты смотришь в зал и думаешь, что же там за островок такой, ямочка? А это группка критиков. Как в травку накакали. Хе-хе.

"Пушкина прочесть как бацилл в воздухе убить"

- Вот про вас уже истории анекдотичные рассказывают. Про то, как вы завернули одну журналистку, которая плохо подготовилась к интервью. А потом она пришла снова, уже начитавшись и насмотревшись, и первым ее вопросом стало: "Константин… Как вас по отчеству, кстати?"

- Я знаю эту историю! Она выдуманная. Ее окончание придумано: как будто бы я сказал ей: "Идите вон!" Мне такие вещи как раз нравятся. Да это очень часто происходит, когда люди забывают отчество. Для меня это хорошо. Значит, меня отдельно числят. Разгильдяйство, конечно, но симпатичное.

- Почему вы сейчас, общаясь с публикой на гастролях, читаете стихи?

- Я чувствую волну интереса к настоящей поэзии. А я читаю высокую поэзию. Мне самому это нравится. Людям сейчас недостает какого-то витамина в их духовной пище. Каких-то хороших фраз, красивой речи. Это полезно – как горло полоскать каким-то хорошим раствором. Пушкина прочесть – бацилл меньше в воздухе останется. Он, как колокольный звон, что-то мерзкое убивает в воздухе.

- Бродского не читаете?

- Нет, я не читаю Бродского. Так сложилось. Я читаю Мандельштама, Рубцова, Заболоцкого, Самойлова, Пушкина. Есть гениальные поэты – Блок, Лермонтов, но не складывается. Бродский – гениальный, конечно. Не надо забывать, что был изгнан из страны за тунеядство. Город Ленинград – моя родина - и сейчас продолжает эти традиции. Оттуда очень хочется уехать, в Москве власти гораздо либеральнее. 

Константин Райкин. Спектакль-встреча "Самое любимое"

Ашдод, Центр сценических искусств, среда, 18 июля, 20.00

Тель-Авив, "Гешер", зал "Нога", четверг, 19 июля, 20.00

Хайфа, Гейхал ха-Театрон, суббота, 21 июля, 20.00

Билеты заказывайте здесь или по телефону: 03-522-18-03

Организатор гастролей – импресарио Марат Лис и компания "Cruise International"

Комментарии, содержащие оскорбления и человеконенавистнические высказывания, будут удаляться.

Пожалуйста, обсуждайте статьи, а не их авторов.

Статьи можно также обсудить в Фейсбуке