Мне 34. Я, - как перелетная птица. Все уверены, что птицам просто нравится летать, но никто не догадывается, что они ищут дом. Всегда ищут дом, и нет им покоя, пока не найдут.

Никому не хочется быть одному. Всегда колючая, неприступная. Неужели не видно, что это лишь защита? Жалкая защита, но работает, как броня. Ее уже не пробить, от нее не избавиться. Хотя, - нет, можно пробить ее. Иногда получалось. Но как это не просто...

Вот уже 18 лет каждый год я навещаю родителей в Питере. Так было и тем августом 15 лет назад.

И как я тогда оказалась под тем мостом? Я, которая спиной чувствует, кто за ней идет и на каком расстоянии…

Ведь если твое детство прошло вэтом городе, значит, у тебя особые инстинкты, и они на всю жизнь. Может, нескольколет в Израиле притупили их? Не помню, как я решила пройти под мостом, а не над ним. Наверное, расслабилась, а вниз идти всегда легче.

И вот уже сырой полумрак сменил солнце. Звук шагов гулко отражается от стен. Тороплюсь. Впереди метрах в 50 солнечный просвет подъема. Слева вода. И тут замечаю их. Четверо подростков. Серые у серой стены. Метрах в 30 впереди.

Моментально становится жарко. Понимаешь, что вот так просто не дадут тебе пройти. Назадпоздно.

Иду вперед, не меняя темпа. Не замедлять шаг, не останавливаться, не поворачиваться спиной. Бешено думаю. И, как со стороны, вдруг вижу все. Ты высокая, на каблуках, которые подведут тебя, конечно. Юбка узкая, шелковая блузка. Мама гладила сегодня. Сумочка маленькая, в ней нет угрозы. И вся ты открыта и беззащитна. Ты вдруг понимаешь: надо их ошеломить, не дать им сориентироваться.

И вопреки всем инстинктам я ускоряю шаг. Уже различаю их. Старшему, бритоголовому, где-то 17, двоим, может, на год меньше, последнему 13-14. Может, просто мелкий. Опасный возраст. Я видела однажды из трамвая, как трое десятилетних пацанов забивали взрослого человека. Тот был, наверное, пьяный. Он не мог встать. А может, и не пьяный. Никто не пытался выяснить.

Они беспощадны. Даже менты обходят таких.

Улыбайся. Вложи все лучшее в эту улыбку. Нужно быть тем, кем хочешь казаться, иначе не поверят. Мне 19, и, может быть, они не сталкивались с подобными мне, а значит, у них может не быть шаблонной реакции. Значит, можно их удивить. Один шанс. Я чуть ли не подбегаю к ним.

- Привет!

Молчание. Не делать пауз. Не давать им опомниться.

- Как хорошо, что я вас встретила! Представляете, какой-то умник сказал, что это мост Лейтенанта Шмидта, а это, оказывается, Дворцовый! Вы, конечно, все здесь знаете. Пожалуйста, (улыбаюсь чуть смущенно) помогите мне выйти к Галерной улице.

Молчание. Жестом увлекаю их за собойк спасительному просвету.

- Вы только покажите, куда идти. Туда, где сфинксы? Или в противоположную? Там есть башня какая-то, так одни говорят, что она должна быть слева, другие, – что справа. Сейчас покажу.

С отчаянной веселостью тащу их шаг за шагом. Идут за мной по инерции. Нет, надо еще ближе, - почувствуют ложь. Возвращаюсь на пару шагов прямо к ним.

- Ой, извините, я – Юля, - протягиваю руку старшему.

Он, спустя секунду:

- Виктор.

Мелкий прыскает:

- Ви-и-ктор! Витек он! - И тут же получает затрещину.

- Очень приятно, Виктор. Как Цой. Он ведь тоже питерский?

- Ленинградский.

Слава Богу, заговорил.

- Он из Московского района был, – вступает в разговор светлый в веснушках.

- Наверное, там и знаменитая котельная, где он писал?

Виктор не знает, его лицо меняется. Мелкий снова влезает:

- Цой в психушке сидел, как и Филя. От армии косил.

Филя, темноволосый, безучастно молчит.

Плавно, без пауз, продолжаю нести, что попало:

- Я люблю "Белый снег", а ты? - обращаюсь к мелкому.

Он, вызывающе:

- "Мама анархия".

Какой подкованный! Пацаны ухмыляются. Я, мечтательно:

- Да-а. Классная песня.

Краем глаза отмечаю спасительные метры. Мы уже на солнце, но еще опасно. Булыжный подъем совсем безлюден. "Мама анархия" – опасная тема. Перехожу:

- А еще "Восьмиклассница".

Светлый (кличка "Муха"):

- Это про девчонку?

Виктор:

- Про кого же еще? - Напевает: "О-о-о-о, восьмиклассница-а-а-а"

Комментирую:

- Цой был настоящий рыцарь.

Молчат - может, думают? Филя вдруг показывает:

- Ты про эту башню говорила? Мы все смотрим на башню Кунсткамеры.

- Точно, про эту.

- Так это Кутскамера, – заявляет Муха.

Филя:

- Без тебя знаем.

Я:

- Кунсткамера? А что там такое?

Неловкая пауза. (Вот, дура!)

Виктор:

- Музей, вроде.

Продолжаем идти. Мелкий насвистывает "Белый снег". Я подпеваю тихонько. За нами все остальные. Появляется какое-то хорошее ощущение. Мы уже не чужие. Так мы доходим до светофора. На светофоре два мента, люди.

- Ну, вот. Тебе туда, направо. Пройдешь по улице и выйдешь на Галерную.

Я в замешательстве. Откуда это мерзкое ощущение, что я их обманула? Они не смотрят на меня. Я чувствую их обиду, беспомощность, надежду на что-то хорошее, в чем им отказано. И вдруг произношу:

- Проводите меня, пожалуйста. А то кто-нибудь привяжется.

Как будто прыгнула с обрыва. Не знаю, почему я так сказала. Может, напомнили папиных пацанов? Папа - инженер по профессии, тренер дзюдо по призванию. Был у него один, вылитый Филя.

В общем, до Галерной мы пошли все вместе. Не помню, о чем мы говорили, но было здорово. Легко так, смеялись много. Все как-то отодвинулось, осталось только пятеро юных людей. Людей.

Потом мы прощались. Поцеловала каждого осторожно в щеку. Пацаны упорно скрывали робость за нарочитой грубостью.А когда я обернулась... Ну, как это объяснить… Такое чувство бывает только несколько раз в жизни. Как описать эту нежность, которую редко проявляет отец к дочери, брат к сестре, мужчина к женщине. Это отношение бережет тебя всю жизнь. Оно не стирается.

Даже сейчас, через15 лет, оно со мной. Наверное, навсегда.

Сегодня, анализируя свою жизнь, я вижу, что самое дорогое приходило ко мне лишь, когда мне удавалось шагнуть за пределы своего знакомого "я". Навстречу незнакомому, и поэтому чужому и нежеланному. И это чужое и нежеланное оборачивалось самым чудесным, самым дорогим.

Именно так появились в моей жизни несколько очень дорогих мне людей. Они вошли в мою жизнь, как подарок, в тот момент, когда я шагнула к ним. Кто не испытывал счастья такого подарка, тот обделен, и даже не знает об этом. Этот шаг особенный, он самый трудный, потому что вопреки всему тебе. Но самый стоящий.

Ципора Карпов