Фильм "Дорогие товарищи!", завоевавший спецприз жюри на Венецианском кинофестивале, в четверг вышел в российский прокат, а в пятницу стало известно, что он будет претендовать от России на "Оскар".

Режиссер Андрей Кончаловский экранизировал события 1962 года в Новочеркасске, где были расстреляны советские граждане, возмутившиеся повышением цен и низкими зарплатами. Он поблагодарил Российский оскаровский комитет за признание и оценку, но усомнился в том, что за рубежом ленту и противоречия жизни того поколения смогут понять и прочувствовать.

"Собеседник" узнал у режиссера, почему так.


Не будет у нас Швейцарии

- Андрей Сергеевич, в Венеции вы сказали журналистам: "Развенчание культа личности — это плохое решение Хрущева". И еще: "Хрущев предал коммунизм". Теперь вы сомневаетесь, что американцы правильно поймут и прочувствуют ваш фильм. Но "Дорогие товарищи!", если говорить очень грубо, это все-таки антисоветский фильм. Удар в нем далеко не только по Хрущеву. Как это все соотносится?

- Когда вы говорите "антисоветский", вы очень сужаете. Потому что тогда можно сказать, что "Собачье сердце", и вообще творчество Булгакова, все творчество Платонова антисоветское. А они просто художники. И видят то, что очень хорошо видел, например, Горький. Те ужасы, которыми сопровождалось установление нового государства.

- Поэтому я оговорился, что утрирую.

- Этот фильм сделан советским человеком. Я - советский человек, продукт советской системы. Что касается Хрущева, когда я это говорил, я имел в виду, что он спасал свою шкуру. И героиня (Юлии Высоцкой. - К.Б.) в фильме об этом говорит. А само развенчание культа личности не привело к установлению справедливости. Китайцам вот удалось перестроить свою систему из жесткого военного коммунизма в открытое государство с элементами капитализма, с жестким контролем компартии, не разрушая культа личности Мао Дзэдуна.

Ошибка Хрущева была типично крестьянской: "Это не мы виноваты, это вот он виноват!" При этом Хрущев через четыре года мог сказать: "Не забывайте, мы тоже умеем сажать". Если бы он был мудрее, он не валил бы все на Сталина, а просто стал бы возвращать невинного осужденных и реабилитировать невинно казненных. То есть восстанавливать справедливость. Но он страшно боялся, что его привлекут за его собственные преступления, совершенные в прежние годы, поэтому свалил всю вину на вождя.

Говорить, что я антисоветский, неправильно, но я и не сталинист. Я просто русский человек, художник, который пытается понять закономерности развития российского общества.

- И каковы они?

- Сегодня мы находимся в том же положении, что и 30, и 40, и 70 лет назад. Мы не создали в нашем государстве предпринимателя и частника. Мы не создали буржуя - то есть личность, которая, обладая финансами, начинает бороться за политическую независимость. Все влиятельные люди у нас политически абсолютно зависимы. Как только они хотят независимости, они теряют деньги, если не свободу.

- А это проблема этих людей или это вопрос к власти?

- Власть — это отражение сознания. Как сказал глубокий историк Булдаков, "русский народ все равно создаст ту систему власти, которую он считает для себя приемлемой". А русское сознание по-прежнему в основе своей крестьянское. Оно не стало фермерским. Вот если бы наш мужик стал фермером, как в Финляндии, или даже в Польше, то, может быть, у нас было бы другое государство.

Первый признак крестьянского сознания - очень узкий круг доверия. Банки не верят вкладчикам, вкладчики не верят банкам. Чиновники не верят ни друг другу, ни народу, а народ - чиновникам. Возвышение соседа воспринимается как угроза собственному благополучию. Попадая в город, первое, что думает крестьянин, - как бы кого облапошить. Поэтому не будет у нас Швейцарии, у нас вместо буржуазии возникает олигархат.

Крестьянское сознание и в Кремле, и в Думе, и в любом банке, оно пронизывает нашу страну. Но когда я об этом говорю, на меня смотрят как на сумасшедшего.


Только Сталин понял русского мужика

- Ваши высказывания за последние лет 10-15 претерпели изменения. Судя по некоторым вашим киноработам вроде "Белых ночей почтальона Тряпицына" или "Человека неунывающего", можно сделать вывод, что вы пытаетесь оторваться от Садового кольца и изучаете человека российской глубинки. Этот опыт общения с провинцией как-то повлиял на ваше нынешнее мировоззрение?

- Нет, не повлиял, потому что я себя чувствую в глубинке абсолютно удобно. Со всеми можно найти общий язык - и с почтальоном, и с братком. У всех свои понятия. И по этим понятиям живет русский человек, в том числе вся наша элита. Конечно, я меняю свои мнения, но понимаю, что в советский период никто еще в нашей стране, может быть, за исключением Сталина, не понял русского мужика. В этом нет никакой снисходительности. Это нужно понять и относиться как к данности.

Я думаю, что у Путина, когда он приходил во власть, были более идеалистические представления о том, что он может сделать. Конечно, он знал, как говорить по понятиям, прекрасно понимал улицу. Но когда он оказался на вершине власти и народ ему делегировал всю власть (а это свойство крестьянского сознания: "мы тебе делегирует всю власть, а ты уж позаботься о нас"), то медленно начал понимать, в какой мир он попал, что набирающий силу олигархат будет медленно корректировать его возможности. И управлять этим не так просто, как хотелось бы.

Считанные ученые люди пытались понять русский культурный геном - Ключевский, Струве, Булдаков, Ахиезер. Когда я говорю, о том, что надо редактировать этот культурный геном, в ответ мне кивают головой, но глаза как-то мутнеют: "что этот человек имеет в виду?" Да просто система ценностей в России осталась точно такой же, какой она была до отмены крепостного права. То, что в советский период застенчиво именовалось "национальные особенности", изменить так же трудно, как озеленить пустыню или пустить воду по высохшему руслу реки.

- Вас это огорчает или вы это просто принимаете как данность?

- Как может огорчать плохая погода или затмение луны?

- Ну… Может.

- Может, но вы же понимаете, что вы ничего с этим не сделаете, не обладая научным пониманием, какими средствами можно изменять национальную ментальность.

- Если сознание нельзя поменять, значит, нам нужен только Сталин?

- Нет, Сталин сделал свое дело. Создал потрясающей силы государство. Но сегодня сталинские методы работать не будут, потому что уничтожена безграмотность и существует доступ к мировой информации.


В сердце Ленин и Христос

- События 1962 года тоже были засекречены, и в вашем фильме уделяется много внимания тому, как с жителей всего города брали подписки о неразглашении. Считаете ли вы стремление все засекречивать главной ошибкой советского режима?

- Я не знаю, ошибка ли это. Главная задача власти - удержать власть, и она всегда будет пользоваться для этого любыми средствами, включая цензуру. Сегодня есть полный доступ к информации, а цензуру можно обойти тысячью путей, но я при этом не вижу главного - чтобы это меняло систему ценностей.

- В "Дорогих товарищах!" героиня Юлии Высоцкой - партработница старой закалки, сталинистка, а ее дочь требует свободы и прав, в том числе политических. Вам лично кто из них ближе?

- Там есть еще третий персонаж - дед из поколения расказаченных (надевающий в разгар событий дореволюционные ордена. - К.Б.). Это люди трех разных эпох, и они мне все бесконечно дороги. Мне хотелось их любить, несмотря на их заблуждения. Заблуждения ведь не только у деда или у матери, заблуждения и у дочки.

В этом и есть смысл художественного подхода: я бы не хотел давать зрителю рецепты, я хотел бы, чтобы зритель остался в смятении. Нет хороших и плохих, все одновременно и хорошие, и плохие.

- А еще есть персонаж - гэбист. В вашем фильме, понятно, без госбезопасности никуда, но я заметил, что в российском кино в последнее время образ советского гэбиста очень популярен. С чем это связано?

- Во-первых, это силовая структура, у которой в советские годы были сакральные черты. У жандармов такого не было. Жандармов терпеть не могли, а гэбистов боялись. Это разные вещи. Во времена царские был страх Божий, а страха Кесарева было мало. После революции страх Божий был уничтожен, но возник страх Кесарев, страх государства. Так и возник хомо советикус - советский человек с ограниченным видением жизни, но абсолютной убежденностью, иногда сознательной, иногда насильственно внедренной, что мы строим коммунизм.

Я помню, как в 1950-е годы ходил в церковь. Тогда она была запрещенной, и поэтому для меня, комсомольца, был в этом аромат чего-то утраченного. Там стояли дружинники и молодежь в церковь не пускали. А я пользовался студенческим билетом ВГИКа, говорил: "Я режиссер, ищу типажи". - "Ну, проходи". Рядом со мной стоял мужичок, у него на груди была октябрятская звездочка - значок с маленьким кудрявым Лениным. Он стоял, крестился. Говорю: "А вот у тебя Ленин на груди…". Отвечает: "Ага. У меня в сердце и Ленин, и Христос". Вот это в русском жанре.

Чекист - он ведь тоже противоречивый. Понимает, что происходит насилие. Но говорит: "А что можно поделать?" Даже генерал КГБ, человек совсем уж закаленный, констатирует: "У нас социализм - тоже государственная тайна". Героиня тоже принять этих противоречий не может, но что она может сделать?

- Получается, с жестокой тоталитарной системой ничего нельзя сделать, а главное, исходя из ваших слов, и не нужно ничего делать?

- Я не революционер. Я согласен с теми, кто говорит, что у России великое будущее, что русские люди - нация, которая не боится смерти, когда дело доходит до Родины. Чтобы что-то изменить, надо поставить диагноз. Пока что любая власть лечила либо отрезанием какого-то органа, либо применением серьезных химических препаратов. Чтобы что-то делать, сначала нужно понять, как изменить систему национальных ценностей.

Крестьянское сознание не принимает либеральной демократии. Нужно создать систему образования, которая воспитала бы первое поколение не потребителей, а ответственных людей.

Пока это вообще не воспитывается в русском человеке. Диагноз не поставлен, потому лечение впустую.


Никита - большой дядя, но драчун

- Ваша жена Юлия Высоцкая, сыгравшая главную роль, родилась как раз в Новочеркасске. Это как-то повлияло на ваше желание создать фильм про события в этом городе?

- Конечно, сам Бог велел! Другим труднее дался бы такой говор и интонации. А ей "гхэкать" ничего не стоит. Но вообще, я написал эту роль для нее, видя, как она может справиться со сложнейшими трагическими ролями типа Антигоны.

- Может быть, семья Юлии как-то была связана с событиями, свидетели остались?

- 62-й год… Настоящие свидетели трагедии все скончались. Ну и не надо забывать, как им промыли мозги, когда взяли подписку у всего города. В подписке грозили вплоть до "высшей меры", поэтому они действительно старались все забыть. А родителей Юли спасло то, что они жили немного в другом районе города.

- С братом Никитой Сергеевичем вы, естественно, общаетесь. Много событий вокруг него происходит. Вот "Бесогона" перестали показывать на госТВ. Вы следите за этим?

- Конечно слежу. Он к этому относится с ярым темпераментом, это его бойцовский характер - обязательно доказать свою правоту. Он в этом смысле драчун.

- Сейчас период, когда вы понимаете друг друга? И были ли периоды, когда вы понимали друг друга меньше?

- Конечно. Когда я был более вовлечен в политические процессы, участвовал в дебатах и дискуссиях, у нас с ним были определенного рода расхождения. Но я понял, что политика это не мое и что мне лучше свою энергию попытаться направить в то русло, в котором я себя чувствую более свободно, то есть в кино, в театр. В режиссуру. Сейчас у нас с ним конфликтов не может быть, я с интересом слежу за тем, что он говорит.

С какими-то вещами могу не соглашаться и его предупреждать, но переделать же человека невозможно. Он тоже уже большой дядя, с огромным корпусом своих работ. Понимаете, он не просто политический комментатор или журналист, он художник. Какие-то работы очень удачные, какие-то менее удачные. В публицистике он не просто воздух сотрясает. Я принимаю его таким, какой он есть. Как восход солнца.


О гречке, голоде и любви

- Весной я посмотрел ваше выступление в Сколково. Это уже была первая волна коронавируса, все были им напуганы. И вы там предсказали нам всем голод. По крайней мере пугали наших модных менеджеров, что через три месяца он может прийти. Голода, слава Богу, не было. Ошибка в прогнозе или что-то в мире в лучшую сторону поменялось?

- Мне кажется, я не говорил про три месяца. Но я до сих пор считаю, что ситуация сложная. Ведь коронавирус - это только верхняя часть айсберга. Мир подходит к ситуации нового экономического уклада, где Америка перестает быть абсолютным финансовым гегемоном. И не потому, что они в чем-то ошибаются, просто целая система приходит в упадок по определенным причинам. Мир приходит в движение, столько происходит изменений... И мне кажется, что эти изменения могут привести к взрыву. Я не убежден в этом, но могут. Как к более серьезному столкновению между разными государствами и системами, так и к столкновению человеческой цивилизации с природой.

Не мной предсказано, что уже через 50 лет зона экватора будет не приспособлена для жизни. На юге Индии и на юге Бангладеш уже возникают места, где температура больше 50 градусов, а влажность 98%. Человек в этих условиях выжить не в состоянии. А если при этом алчность будет по-прежнему гнаться за властью, конечно, голод не исключен. Не знаю, в моем ли поколении, но уж в поколении моих внуков точно.

- Продуктами запасаетесь?

- Да, запасаюсь. Русский продукт в этом смысле очень благодатный - это гречка.

- Вы в тренде, Андрей Сергеевич! А непосредственно коронавирус как затронул вас в плане бытовом и, может быть, философском?

- Мне грех жаловаться, я постоянно живу за городом, под Москвой. Мы прожили здесь с Юлей практически все это время. В Москве - только по необходимости, и вот съездили в Италию, в Венецию. Мы имели все это время возможность общаться друг с другом и с детьми, что очень важно. Часто мы не общаемся с родными и с любимыми, потому что заняты карьерой и чем-то еще. Юля тоже работает дома: продолжает снимать свои программы. А я пишу.

Изоляция для меня не была таким испытанием личных отношений, какое может быть в городе, особенно у людей, живущих в стесненных обстоятельствах. Не секрет, что большинство москвичей теснится: им очень трудно уединиться так, чтобы никто не нашел. Я до сих пор сижу в изоляции и со студентами общаюсь только через Zoom.

- А болдинская осень вас посетила? Вдохновение?

- Вдохновение зависит от тех людей, которые тебя любят. Когда живешь с людьми, которые тебя любят и которых любишь ты, то и вдохновение приходит.