Женщина предпенсионного возраста пришла ко мне по поводу тяжелейших взаимоотношений с младшей дочерью.
Старшая замужем, живет отдельно с мужем, у нее первая беременность и все благополучно.
А вот младшая - с ней и давно на мамином иждивении.
Девушка пережила сексуальное насилие в подростковом возрасте. Тема эта в семье всегда табуированная, о ней между собой не принято говорить, но по моим догадкам надругался над девочкой кто-то из родительского окружения. Она переживает тяжелейший посттравматический синдром и с тех пор находится на постоянной психотерапии. Благо нашлась амута (благотворительная организация), которая взяла на себя расходы на психосеансы, но толку от них, похоже, не много.
Ей уже к тридцати, о личной жизни не может быть и речи, она никогда нигде не училась и не работала, сидит, понятно, на маминой шее, вымогает деньги на все причуды и расходы. Битуах Леуми (наш Институт национального страхования) не признает ее инвалидом, а она в свою очередь во всем винит Израиль, правительство, общество и родных. Завидует старшей, ревнует к ней мать и терроризирует их при любом удобном случае.
Мать испытывает глубокое чувство вины, дескать, не уберегла, но беспокоят ее в первую очередь насущные проблемы. Пенсия ее ждет очень скромная, да еще машканту (ипотечную ссуду) платить и платить. В связи с этим возник панический страх смерти и убежденность в том, что без нее младшая непременно погибнет.
Читайте также
У меня при первой встрече возникает естественный вопрос:
- А почему вместо бессмысленного потакания постоянным тратам и претензиям не сделать инвестицию в ее прикладное образование, оплатить хорошие курсы, дающие постоянный заработок?
Кстати, тоже самое говорит старшая.
- Я не могу находиться с людьми, они меня раздражают своим благополучием, черствостью, равнодушием, эгоизмом, - отвечает она мне на это.
- Но сейчас же преобладает форма обучения онлайн, удаленно?
- Она не может! - Убежденно говорит мать, и я чувствую в ее словах интонации дочери. Той так удобно.
Понятно, у меня есть план терапии, но есть ли у этой женщины ощущение того, что нужно принимать радикальное решение и ставить границе жертве, превратившейся в агрессора.