Zahav.СалатZahav.ru

Пятница
Тель-Авив
+28+18
Иерусалим
+25+16

Салат

А
А

Замри. Умри. Воскресни

Режиссер Туминас рассыпал пьесу¸ как колоду карт. Все герои - чужестранцы. Попаданцы. Двигающиеся по волнам культурной памяти, по маршрутам изгойства.

17.12.2022
Фото: Вика Шуб

Театр расположился на лужайке. То есть - на темной, Богом забытой железнодорожной станции. Сюда поезда приходят хаотично, без расписания и объявлений. Отсюда уехать практически невозможно. Где-то в мире, далеко, звучат мелодии, горят огни ресторанов, театров, казино. Здесь - темно, и часы без стрелок. И два фонаря затерялись во мраке. Здесь кусочки, стеклышки земных страстей - любви, музыки, театра. Ведь театр - тоже страсть. Герои, статисты, куклы в стиле "дель арте" действуют, мельтешат, изображают пародию на жизнь. На судьбу. А пародия - она и есть то, что нам отпущено…

И поезд, ныряя в тенях и бликах света, несется мимо. Как призрак и знак неведомого. Как обиталище вечного и несбывшегося Годо. Экзистенциальный, метафорический. И назван он очень многозначительно, зловеще, с привкусом пророчества и одиночества, как символ подведения итогов и эскиз момента - "Не смотри назад".

Фото: Вика Шуб

Точкой отсчета, эскизом, указанием маршрута стала пьеса Жана Ануя "Эвридика". Этот спектакль, новый, экспериментальный, впервые за долгие годы сыгранный на русском языке, посвящен светлой памяти композитора Фаустаса Латенаса, соратника и друга знаменитого режиссера Римаса Туминаса. И элегантный, необычный, странно-нездешний силуэт и стиль Фаустаса Латенаса возникают за сценами-всплесками этой пасторали-калейдоскопа. За дыханием музыки.

Режиссер Туминас рассыпал пьесу¸ как колоду карт. Все герои - чужестранцы. Вроде бы они - из театральной природы Жана Ануя, из его блистательной пьесы, но на самом деле - странники. Попаданцы. Двигающиеся по волнам культурной памяти, по маршрутам изгойства. В мире реальности-театра. В грохочущем мире любви-нелюбви. В ограниченном космосе маленькой ничейной станции. Где часы без стрелок. Где грустный Пьеро наивно декламирует сонеты. Где вдруг поют "Элегию" Массне, шансон, куплеты Эскамильо - этого безбашенного, чуть вульгарного тореро, вообразившего, что судьба отдаст ему беззаконную комету Кармен. Где все противоречит всему. И даже русский язык звучит чужеродно, не с теми акцентами, не с той просодией, которая бытовала в московских и питерских театрах.

Эвридика и Орфей - странная пара. Ни разочка друг на друга не смотрят. Совсем. Любовь у них - фантом. Фантазия. Черствый ломоть хлеба в голодуху. Орфей держится за скрипку. Эвридика выражается, растворяется в танце-полете. В странном пластическом монологе-экзерсисе. Льет слова, как воду.

Скрипка Орфея мерцает густым цветом. Прыжок и смычок - вот вам и вся любовь этой негармоничной пары. Лена Фрайфельд - Эвридика, и Никита Найденов - Орфей, - очень разнородные, принципиально разные. Оба мерцают, и тонут, и плывут в пустоте, и остаются одинокими до финала. В этом их печаль, трагедия.

Фото: Вика Шуб

Читайте также

Папаша Орфея - в хорошем, качественном, очень "ненашем", реалистическом, крепком рисунке роли - солирует и радует зал своей харизмой. В этой роли Анатолий Белый, который уже стал властителем дум театральных залов. И публика - практически вся! - его принимает безоговорочно.

Прелестная, чарующая Лилиан Шели Рут - как всегда, как в любом спектакле - напоминает о вечной тайне актрисы, женщины. Которая обязана сражать красотой, которой не прощают морщины и слабость. И актриса повествует о странной и горькой драме жить на сцене - и гордо проигрывает свое счастье. Уносит зрительские души в вымысел, в сказку, в потусторонность; показывает красу и пластичность. Звучит ее альтовый, густой, пленительный голос.

И Исраэль (Саша) Демидов в роли лицедея, вруна и жестокосердного псевдо-мачо, - наивен и одинок. Эксцентричен, оригинален.

Никита Гольдман-Кох играет Матиаса. Это итальянизированный кукольный человек-маска, Пьеро с выразительными глазами, будто показанными на киноэкране в фильмах "новой волны" или Феллини. Он рисуется, манерничает. Сердечно рвет душу. Строки стихов - как монолог современника. Монолог в пустом доме. В совершенном вакууме…

Михаил Уманец усердно трудился в роли фата, подхалима¸ этакого представителя усредненного интеллекта, усредненного персонажа. Сверкает его пиджак. Пение куплетов тореадора - как отдельная глумливая миниатюра…

Нета Рот и Нир Кнаан в этом спектакле - словно живые куклы. Игрушки, гораздо более милые и человечные, чем иные люди. Скажу даже: чем многие люди. И их смех, стиль и забавные движения напомнили мне персонажей Ватто. Они оптимистичнее, гораздо веселее, чем остальные. Кружение стиля рококо мажорнее, чем мир времен Пугачевой, Месси, Анатолия Белого…

Костюмы, нафантазированные Юдит Аарон, - смесь оригинальности и эклектики, точнейшей импровизации, блеска дорогостоящей роскоши и абсурда театра для оригиналов. Люблю я работы этой художницы, узнаю их, даже когда в театральной программке ее имя по ошибке не указано...

Я не пишу рецензию. Ничему похожему на разбор спектакля не должно быть места в этих заметках. Не время. Не к месту. Просто ночь. Тишина - и перед глазами плывут картины только что этим вечером пережитого. Кульбиты тех, кто умеет кувыркаться. Прыжки тех, кто умеет прыгать. Интонации речей, доведенных почти до инфернальной, бессодержательной музыки. Намеки. Переклички. Не в лад музыка. Не в такт ответы и вопросы. Глаза в сторону. Взгляд мимо. Живи. Умри. Иди в театр. Воскресни.

Комментарии, содержащие оскорбления и человеконенавистнические высказывания, будут удаляться.

Пожалуйста, обсуждайте статьи, а не их авторов.

Статьи можно также обсудить в Фейсбуке