Никто не хотел оставаться в Нир-Оз. Все заложники говорили: мы в Нир-Озе не останемся. Я единственная, кто сказал: останусь в Нир-Оз". Хамасовцы говорили: "Но мы придем снова. Мы придем через два года, через три года". Я отвечала: хорошо, приходите, я вас там жду. Я никуда из Нир-Оз не собираюсь".

Лена Труфанова провела в плену ХАМАСа 54 дня. Ее освободили только 29 ноября, в одном из последних раундов сделки с террористами. Ее муж Виталий был убит 7 октября во время резни, учиненной палестинскими бандитами в поселках близ границы с Газой. В том числе - в кибуце Нир-Оз. Ее сын, Александр, по-прежнему в заложниках, вестей о нем нет. Вместе с Леной на свободу вышли ее мама, бабушка Саши Труфанова - Ирена Тати, а днем позже - девушка Саши, Сапир Коэн.

"Я понимаю, сугубо по-человечески, что нужно женщин и детей освободить. Но сейчас перемирие закончилось, уже никого не меняют, и неизвестно, сколько еще не будут [проводить обмены], это для меня самое страшное, - говорит Ирена "Деталям". - Я жду, когда наступит перемирие и, возможно, мой внук возвратится домой.

Я только 2,5 года здесь. Как раз в тот день я читала "Темные аллеи" Бунина - про одного мальчика, которого невзлюбила мачеха, и он доставал из сундука свой матрасик, клал его на пол, а потом вытаскивал все свои сокровища. То же самое было у меня в плену: я вставала, доставала сокровища - всё, что у меня с собой было, клала в кулек, садилась на стул и сидела целый день…

Терроризм - страшная болезнь. И эффективной вакцины от нее, чтобы потом не вернулось - нет. Детей с детства воспитывают в ненависти к Израилю. Когда Санечка был маленький, я сюда приезжала, он мне показывал кибуц, и там проходили арабы. Я спросила: как ты к ним? Он говорит: ну, это же люди. Но только к ним нельзя ходить. Вот так учили в Израиле. А там их учат ненависти.

На митинге в Тель-Авиве было очень много людей, у которых тоже там дети, мужья. Подходили солдаты, которые служили с Саней. Я сначала думала, что это спектакль, чтобы показать потом по телевизору. Но потом поняла, что люди действительно так относятся к нам - и дети, и взрослые. Когда нас привезли ночью, нас же встречали, нам были искренне рады. И сейчас приезжают, помогают во всем.

Я похудела на 10 килограммов, поэтому вся одежда мне велика - так со мной поехали, купили мне джинсы. Боюсь чего-то просить, всё тут же приносят в четырехкратном объеме".

Это первое большое интервью, которое после возвращения из плена дают эти женщины. По мнению Лены Труфановой, сейчас надо требовать продолжения реализации сделки о возвращении заложников, потому что возобновление военных действий очень опасно для тех, кто все еще остается в руках террористов.

"Может быть, многие этого не понимают, но я там была и знаю, что больше всего мы боялись именно, что прекратят переговоры, начнут военные действия, попытаются зайти в подземелье. Это бы значило, что мы все погибнем.

Мы тут с мамой ездили в Нир-Оз. Хотели, во-первых, найти котов. Это для Виталика, он очень любил котов. И мне было важно посмотреть, что с котами, которых он любил. В память о нем. Кроме того, посмотреть, что с [нашим] домом, и что вообще происходит в кибуце. Я ехала не в какое-то место, где никого нет - я знала, что там люди.

Наш дом сгорел полностью. Мамин остался. Наш завод "Нирлат" частично тоже сгорел. Есть план по его восстановлению, но займет много времени".

"В плену я страшно боялась за Лену, хотя была уверена, что она со своим мужем находится. Мужа уже нет… И я не знала, где Санечка, очень за него волновалась. Молилась, хотя ни Сидура у меня там не было, ни псалмов Давида, - продолжает свой рассказ Ирена. - Когда нас только привезли туда, я не плакала, у меня просто не было никаких мыслей в голове. Это очень страшно. А потом ночью вспомнила про котика, и в первый раз разрыдалась.

…Я к кошкам относилась всегда очень спокойно. А когда я переезжала сюда, мне Лена сказала, что у нее тяжелое положение с одним котенком и что я его должна взять. Сначала не знала, что с ним делать. Но за 2,5 года, которые он со мной пробыл, поняла и Лену, и людей, которые любят кошек.

Подписывайтесь на телеграм-канал zahav.ru - события в Израиле и мире

Мы поездили в кибуц накормить котиков, вместе - я разве могла бы отпустить своего ребенка одного теперь? Лена вышла из машины, и эти коты бросились к ней, даже не столько есть, сколько чтобы она их погладила".

"Я не знала, что с моим мужем, что с моим сыном, что с моей мамой, - говорит Лена. - Другой семьи у меня нет. Дядя в Москве очень много для нас делает, но самые близкие - вот, эти три человека. Я даже не была уверена, что меня стоит вообще освобождать. Был период, когда они считали, что вот-вот наступит перемирие и всех женщин освободят. [Хамасовцы] очень радовались этому, пришли и прямо сказали: завтра вас освобождаем. Мы уже и вещи собрали - но я не радовалась совсем. Мне было очень страшно, потому что я не знала, что меня ждет. И когда обмен отменился, я даже облегчение почувствовала. А все очень расстроились, плакали.

Все друзья, вся Сашина жизнь в последнее время была в центре, поэтому я только от Саши слышала про его друзей. Мы не общались с ними, и я даже не ожидала, что кто-то вообще поднимает наши фотографии. Я думала - ну нет у меня семьи в Израиле. Нет большой поддержки. Когда же узнала про всё, что они делали, была просто шокирована.

Когда я на митинге говорила, что Саша должен быть освобожден, я обращалась ко всем людям, чтобы они не забывали и не дали правительству оставить там пленных.

Что-то полезное для освобождения заложников могут сделать только те, у кого есть влияние на ХАМАС. Я как человек, который был внутри, знаю: Путин для них много, видимо, сделал. Не знаю, что, но, видимо, что-то хорошее для них сделал, раз они его так любят. И поэтому он может на них повлиять.

Меня всегда поддерживал Виталик, был во всём поддержкой. Я не могу сейчас о нем думать. Я подумаю об этом потом, когда вернется Саня.

На видео, которое они опубликовали, мы были с Даниэль Алон. Мы с ней все время были вместе, с самого первого дня [похищения] нас случайно объединили. Мы до этого не были знакомы. Она приехала проведать свою сестру. И в плену мы сроднились и подружились с ее дочкой. Ей в январе исполнится шесть лет.

Те, кто нас держали, говорили только по-арабски. Мы с ними общались языком жестов. Потом начали учить арабский язык с Даниэль вместе. Она продвинулась лучше, у нее большие способности к языкам.

Пока я была в тоннелях, я научилась, прежде всего, не стесняться и говорить то, что я думаю. И тому, что я готова на многое ради своего сына и своей семьи. Конечно, я ничего не боюсь уже.

Когда вернется Саша, скажу ему, чтобы женился на Сапир. Она замечательная девушка. Я ее видела несколько раз до этого. В плену мы, конечно, за те дни, которые спали рядом на матрасах, познакомились намного ближе. Я надеюсь, что он вернется, и все у них сложится".