Эпиграф: "Не очень плохо иметь три жены,
Но очень плохо, с другой стороны".

Буквально несколько слов вслед Жерару де Нервалю - малознакомому мне французскому писателю первой половины 19 века, современнику Гюго и Бальзака, Флобера и Дюма. У последнего он, кстати, как говорят, "работал", не иначе как, думаю, в должности литературного раба.

Подписывайтесь на наш телеграм-канал: zahav.ru - события в Израиле и мире

Почти нищий, Жерар влюбляется в некую актрису Женни Колон, но не дождавшись взаимности бросается в странствия, а получив известие о ее смерти, уплывает на Восток. Любовь, как известно, есть просто триггер безумия, во что бы оно (безумие) не воплощалось. Да и Восток в те времена, пусть и безумный, еще мог обещать несчастным влюбленным забвение.

Итогом его пребывания там стал полу роман - полу-"нон-фикшн" (уверен, таких и слов в ту пору не знали), о котором я и веду речь - "Конец великолепного века или (и здесь это важно!) Загадки последних невольниц Востока".

Теперь несколько "нет".

1. Нет, не спешите верить, что отчаянный француз в своей книге разгадал загадку невольниц и доказывает, что даже если твой жребий и чудовищен, все равно, минуты счастья и блаженства возможно изыскать и с ними. Пусть даже невольницы и "последние". Дело в том, что "…последние невольницы Востока" не были исполнительными фигурами в любовных играх писателя. Более того, все феноменальные о них сведения (феноменальные, например, для меня) он раздобыл невольно, подспудно, не проверив. Без контактно. Что, разумеется, для нас - людей иной эпохи половых взаимоотношений - кажется просто не правдоподным.

2. Нет - Жерар Де Нерваль не взошел в гарем ни султаном, ни пашой, ни красноармейцем Суховым. Он не стал евнухом, он не был врачом, он не играл на музыкальном инструменте (что предоставило бы ему возможность услащать слух одалисок).

Он был всего лишь полунищим французским писателем, оказавшимся в Каире и желающим снять на некоторый срок что-то вроде домика… К слову, писатель не был женат. Его возлюбленная актриса уже к тому времени переселилась из Парижа наверх, да и будучи живой никогда женой его не являлась.

И вот неженатый французский месье желает снять домик в Каире середины 19 века. Кстати, он описывает столицу Египта (в те времена попадающего то под французское, то под английское влияние, оставаясь при этом на долгие века под османским приматом), как милый и загадочный город, без всяких следов египетского могущества ранних времен всего человечества; город, населенный арабами и индусами, сирийцами и абиссинцами, зулусами, сомалийцами, евреями, армянами, греками, франко-арабами (французами, оставшимися в Египте после похода Наполеона в конце18 - начала19 веков), верблюдами, осликами, мулами - постоянно гудящий улей из ассорти всех народов и животных. Я ожидал, что критики в описании Каира окажется, если не больше, то столько же, сколько излил на него Марк Твен в "Простаках за границей", но наш француз отнюдь не простак и Каир у него - искрящейся, говорливый и добропорядочный город, с пониженной криминальной обстановкой, запутанный и запирающийся наглухо с наступлением темноты. Первый его гид - это, разумеется, местный еврей, занятый чем-то полезным всего лишь несколько месяцев в году - он выращивает тутовые деревья, выводит шелкопряда… На это уходит дней шестьдесят в году, ну и хватит… Жизнь человека намного важнее и интереснее червяка, пусть и прядущего.

В какой-то момент де Нервалю, как я уже говорил, приходится снять домик. Домик расположен в старом районе центра Каира. Все подходит - и геолокация, и цена, и бытовые условия. Но домик де Нервалю снять не удается. Почему? Да все очень просто - де Нерваль, как я уже упоминал, неженат! А по законам Османской Империи в жилом районе, где сбились в одну каменную громаду многочисленные дома, домики, дворцы и мечети и где жизнь любого - это вкусное блюдо на ужин соседей, холостых мужчин "не прописывают".

3. Не женат? Женишься! Нет невесты? Купишь! Где? Да где и у кого угодно: хоть на невольническом рынке, хоть просто на базаре, хоть у специальных посредников. И самое странное, что в этой марьяжной операции нет униженных и оскорбленных. Оказывается, восточные женщины тех далеких времен были защищены законами Османской Империи (по меньшей мере, в вопросах семьи и брака) практически железобетонными гарантиями их свободы. Во-первых, почти все, продаваемые на невольнических рынках дамы, были заинтересованы в собственной продажности (не прочтите это слово по-другому): демонстрация их прелестей (и это слово прочтите в стилистике 50-х годов 19 века) проводилось в специальных комнатках, где они весело развлекались и резвились, хохоча над внешним видом женихов. Особенно веселили их перчатки, которые были на руках у многих европейских мужчин. Симпатягам, скажем из Сенегала, казалось, что это такой своеобразный тип руки: от плеча цвет ее белый, а на уровне кисти уже привычный им - черный. Весело, чего уж! Закон позволял женщине не соглашаться на покупку самих себя, уйти от покупателя, если гарантийный срок его молодости иссяк, причем уйти уже из его дома, после, так называемой свадьбы! Уходили они гордо и уходили, по собственному желанию, опять же на базар. Чтобы быть купленными кем-то покачественнее. Ни одна из жен не желала топтаться на кухне - замуж выходят не для этого. Приходилось вместе с хозяйкой прикупать ткачиху, повариху, уборщицу, кофейницу, чайницу… Никогда купленная повариха не станет заниматься уборкой стола - для этого есть специальная служанка. Никогда специальная служанка для стола не станет варить кофе - для этого есть другая. Кто-то. И так во всех незатейливых сервисах тех времен. Каждая из домообязанных могла в любое время потребовать своей отставки и перепродажи. Ну а что касается жены, тут уж существовала полная законодательная вольность - если хочешь уйти - иди! Уходит. Уходит - уводит детей. Уводит детей - муж обязан обеспечить покидающую семью всеми "алиментарными" нуждами. Да, мужчине разрешалось иметь несколько жен. Но в этом женском клубке, с его "старшими" женами, "первыми", "любимыми", со служанками, служками порой наступали такие жуткие катаклизмы, ах спаси Аллах!

Кстати, мужчинам запрещалось видеть своих жен не только обнаженными, но и чуть раздетыми. Никаких "1001 ночей", никаких "камасутр" и "пособий молодым супругам"… Если у женщины "болит голова" вопрос даже не обсуждался.

Господи, "столько же бед и забот"! И все для того, чтобы соседи и местное "домоуправление" знало: Вот тот съемщик, вот тот, с улицы Саладина, дом 15 с фонтаном и садом - женат, праведен и законопослушен.

Возвращаясь к де Нервалю, замечу, что купил он себе для утех дамочку с острова Ява и реальность, что утехи у них все-таки случались, имела исчезающую вероятность. В конце концов, яванская жена потребовала увезти ее обратно на базар со всеми вытекающими для нее преференциями.

Да, кстати, одалиски - это тоже совсем не то, о чем мы с вами все время думали, а вот именно эти многочисленные служки по дому, о которых я сказал выше.

Кончилось все это, как обычно, чумой, бегством в Ливан с карантинной остановкой в Акре (Акко).

Евреи в фабуле романа были, но даже не на вторых ролях. Гораздо уважительнее писатель высказывается об армянах (по меньшей мере, чаще).

Хотя, вспомнил. Тот еврей, что занимался тутовым шелкопрядом порой выступал в роли толмача. Откуда он знал французский там не сказано, но есть ли что-то, что не знает восточный еврей?

Читать книгу не стоит. Но если уж очень захочется, то моя оценка ее 5/10