Почему такой финал "последнего советского вундеркинда" был неизбежен? НЭН разбирается в биографии Ники Турбиной.
"У нас нет лекарства от таланта"
Ника Турбина родилась в 1974 году в Ялте. Ее мать, Майя Никаноркина, была художницей. В первое время жили вчетвером - с бабушкой Ларисой Карповой и дедушкой Анатолием Никаноркиным.
Ника родилась с желтухой - мама написала бабушке записку: "Если будет война с Китаем, то нас не убьют". Из-за дисплазии тазобедренных суставов Ника с двух месяцев до года пролежала в гипсе. Позже у нее открылась астма.
Как-то в два с половиной года Ника спросила: "Можно мне сказать слово „жопа"?" "Конечно, можно, деточка", - ответили ей. И она бегала из комнаты в комнату и кричала это слово. В общем, во многих отношениях самый обычный ребенок. Но далеко не во всех.
В три года Ника написала свое первое стихотворение "Алая луна". По словам 20-летней Турбиной, она продиктовала его маме в три часа ночи. "Стихи приходили ко мне почти во сне, на грани, которую я сама не всегда могла уловить", - вспоминала она.
С четырех лет Ника "перестала спать", ночами диктовала маме и бабушке стихи, которые ее "душили". Исследователи до сих пор спорят, действительно ли все стихи написала сама Ника - или ей помогали старшие родственницы. В доме царила творческая, даже богемная атмосфера, сама Майя была художницей, дед Никаноркин - писателем. Ялтинскую квартиру часто посещали известные поэты и писатели.
Мама и бабушка, похоже, не понимали, что делать с нестандартным ребенком, который им достался. Однажды бабушка, услышав, как Ника что-то говорит в своей комнате, спросила: "Никуша, с кем ты разговариваешь?" "С богом", - ответила она. "Какой бог, о каком боге идет речь? - с ужасом подумала бабушка, - меня же, если узнают, могут исключить из партии, а Нику заберут в психушку. Мы с Майей думали, что она чокнутая". Ребенок в четыре года ходил по квартире и кричал: "По-волчьи воет моя душа, по-волчьи воет моя душа!"
Майя и Лариса вроде бы беспокоились по поводу странного и нездорового поведения девочки, вроде бы пытались ей помочь - но то, что они делали, больше напоминало неловкую и неуверенную попытку "починить", чем разобраться и, если потребуется, излечить ребенка.
Мама и бабушка давали маленькой поэтессе димедрол (в результате у нее сформируется зависимость от лекарств). Бабушка ездила в Институт психологии в Киев, "умоляла сделать так, чтобы Ника не писала стихи и можно было нормально жить", показывала ее экстрасенсам, в том числе Анатолию Кашпировскому, и думала везти к Ванге. Но никакого диагноза доктора Нике так и не поставили. Другие врачеватели тоже не помогли. Некие специалисты, на которых ссылается биограф Ники Александр Ратнер в книге "Тайны жизни Ники Турбиной", говорили: "У нас нет лекарства от таланта, пусть пишет, а лечить надо только астму".
Но они были не правы - беспокоиться было о чем. В поведении Ники были очень тревожные сигналы, которые никто должным образом не оценил. А старшие женщины в ее семье только усугубляли их - истериками, инфантильным поведением и алкоголем.
Вот показательная история. Когда Нике не было четырех лет, она взяла новые колготки, которые бабушка "берегла к 7 ноября", и сплела из них косу. У бабушки случилась истерика, мама накинулась на девочку с руганью. Ее поставили в угол, а когда ушли на кухню, услышали "странную тишину". Когда вернулись в комнату, Ники там не было.
"Выбежали из квартиры и увидели Нику, она стояла на площадке четвертого этажа и держалась за перила, - вспоминала бабушка Лариса. - Ника всунула ноги в тапочки, на голове - ничего, а комбинезон и шапка в руках. Она еще даже не умела одеваться. Мы ее схватили, плачем, трясемся. Принесли в коридор, а она говорит: „Не унижайте меня!" У Майки началась истерика, я пошла и купила коньяк, мы выпили и немного успокоились. Я стала перед внучкой на колени и сказала: „Никушечка, прости меня, старую бабушку. Я не виновата, виноваты обстоятельства. Знаешь, что такое обстоятельство?" - „Да, это ситуация", - ответила она".
На здравомыслие мамы Ники тоже рассчитывать не приходилось. Вот несколько штрихов к ее портрету. Майя вела довольно беспорядочный образ жизни: сменила много партнеров, в отношениях с которыми надолго не задерживалась, до Ники и после нее неоднократно делала аборты. Работала мало - больше любила потусоваться. Могла подрабатывать в ялтинской газете художником, но считала это унизительным для себя, ведь была рождена для серьезных полотен (которых так и не явила миру). Имела право на группу инвалидности, но не стала оформлять ее, чтобы ее не называли инвалидом. В бытовом общении, по свидетельствам многих, патологически врала, по мелким и крупным поводам. Ну и пила, как мы уже узнали.
"Мне не хватает // Нежности твоей, // Как умирающей // Птице воздуха. // Мне не хватает // Тревожного дрожанья // Губ твоих. // Когда одиноко мне, // Не хватает смешинок // В твоих глазах, // Они плачут, // Смотря на меня", - это отрывок из стихотворения, которое шести-семилетняя Ника посвятила маме.
Истерия по Нике
"„Она идиотка или богом данная?" - думали мы", - на голубом глазу делилась в интервью бабушка Ники Лариса Карпова. Обращались они с девочкой так, как будто верно - первое. Значительно реже - как будто второе.
По меткому замечанию биографа, бабушка Ники, которая участвовала в жизни ребенка намного активнее, чем мать, действовала непоследовательно: умоляла врачей сделать что-то, чтобы Ника не писала стихов, - и тут же печатала их дома и на работе в гостинице "Ялта", где заведовала бюро обслуживания, и думала, кому бы их показать.
И случай такой подвернулся. Однажды в гостинице остановился невероятно популярный в то время писатель Юлиан Семенов. И бабушка манипуляцией (буквально - угрожая, что не даст ему машину) заставила его прочитать Никины стихи. Узнав, сколько авторке лет, маститый писатель удивился - и уже через месяц в Ялту приехала корреспондентка "Комсомольской правды", а там и до публикации материала про Нику - и ее стихов - недалеко.
После выхода текста в "Комсомольской правде" в 1981 году в стране, по словам биографа, "начинается истерия по Нике". В те времена поэты играли значительно более важную роль, чем сейчас. "…Поэты собирали стадионы. Стихи издавались на пластинках, люди ждали от поэтов того, чего не могли услышать по радио или прочитать в газете", - пишет Александр Ратнер. В СССР таких, как Нику, - маленьких вундеркиндов - носили на руках, потому что они, по словам писателя Дмитрия Быкова*, демонстрировали главную особенность этой системы, выполнение центральной ее задачи - формирование нового человека.
Ника начинает готовить первую книгу вместе с поэтом Евгением Евтушенко, который ее, по сути, спродюсировал. В 1984 году вышел сборник "Черновик", впоследствии переведенный на 12 языков. Предисловие к книге написал Евтушенко. Ника давала выступления - ее манера чтения напоминает то, как декламировала стихи Белла Ахмадулина, соратница Евтушенко. Говорят, что и здесь "не обошлось без подсказки мэтра". Евтушенко хотел, конечно, не только дать дорогу в жизнь юной поэтессе, но и попиарить себя. Казалось бы, ситуация из разряда вин-вин, но это не так.
Нику заваливали сотнями писем. Какие-то мужчина и женщина приехали в Ялту, разбили палатку напротив дома, где жила ее семья, и пытались вломиться туда. Как-то на перемене к Нике подбежал "мужчина безумного вида", отрезал ножницами клок волос и скрылся.
Тем временем Ника уже училась в школе - очень плохо, до конца жизни она писала с жуткими орфографическими и грамматическими ошибками. Но к ней относились очень снисходительно и переводили из класса в класс.
У мамы с бабушкой в приоритете тоже были литературные дела девочки, они старательно творили миф про Нику: ее талант (публикации и выступления) приносил немалые деньги.
"Давайте скажем, что папу посадили в тюрьму"
Евгений Евтушенко для Ники был значительно больше, чем продюсером, - на время он почти заменил ей отца - вниманием, заботой, участием в ее жизни.
А где же настоящий отец? От кого она родила Нику, Майя не говорила намеренно. Она даже пыталась запустить утку, что родила Нику от поэта Андрея Вознесенского, с которым у нее действительно был роман.
В фильме "Три полета Ники Турбиной", вышедшем уже после смерти Ники, мать продолжает играть в непонятную игру и шутить на эту тему: "Кто как хочет, так и думает. У Никуши не было отца - она родилась в яслях".
Сейчас биографы точно установили, что отцом Ники был актер Георгий Торбин. С ним Майя познакомилась в Ялте, брак заключили в Ленинграде, где Георгий поступил в консерваторию. Но спустя три-четыре месяца Майя вернулась в Ялту: ей "надоели обязанности жены". "Ленивая по натуре, она хотела вернуться домой, где под крылом мамы можно было бездельничать и наслаждаться жизнью", - заключает Ратнер. В общем, на этом брак и закончился. Майя легла в больницу на сохранение и в глаза не хотела видеть Торбина. Кстати, в фамилии Ники мать заменила одну букву, чтобы у нее был такой псевдоним, еще до всякой славы.
Ника не знала отца, и время от времени это доставляло ей неудобства. "Года в четыре она пришли из магазина и, очевидно, после расспросов соседей предложила бабушке и маме: „Давайте скажем, что моего папу посадили в тюрьму, и тогда меня о нем не будут спрашивать"", - пишет биограф.
Роль мужчины, замещающего отца Ники, вполне мог сыграть дед - писатель Анатолий Никаноркин. И первое время он действительно много времени проводил с внучкой и заботился о ней, пока мама где-то пропадала, а бабушка работала. Но отношения у Никаноркина с Карповой были плохими. Бабушка Ники не раз изменяла мужу. По словам Ратнера, она и вовсе "возненавидела" его, когда он прогорел с облигациями, купленными на собственный гонорар.
"Он ходил в кухню по маленькой тропиночке, чтобы поставить чайник и вскипятить воду. Готовить на кухне ничего не мог - его туда не пускали. Справлять нужду должен был, извините, в банку у себя в маленькой комнате, в которой жил. И если забывал эту банку вынести, то его ругали на чем свет стоит", - так описывали обстановку в их ялтинской квартире. "Его в семье никто ни по имени, ни папой не называл, его называли только „сосед", говорили: „Вот сосед с чайником идет, чтобы сделать кипяток". Никаноркин мне жаловался: „Я так переживаю и понимаю, что они загубят Никушу, но меня к ней не подпускают"", - приводит Ратнер воспоминания знакомой Никиной семьи.
В итоге Никаноркин переехал жить в Дом творчества. Женщины из семьи общались с ним мало. О том, чтобы он играл важную роль в жизни Ники и мог как-то влиять на ее судьбу, речи, понятное дело, уже не шло.
Другие мужские фигуры появлялись в жизни маленькой Ники и на время занимали место отца. Вот местный поэт Леонид Кондрашенко проводит время с ней и с Майей. Потом появляется композитор Петр Старчик - с ним Нику отпускают гулять, они целыми днями бродят по Ялте, катаются на аттракционах. По словам Ратнера, Старчик сам понимал, что играет роль отца, которого Ника искала. Но никто из этих мужчин всерьез на роль папы Ники Турбиной не претендовал.
Италия, США, забвение
В 1984 году Евгений Евтушенко через Михаила Горбачева получил для Ники разрешение на выезд за границу - и они с бабушкой полетели в Италию для участия в поэтическом фестивале. Ника первой из советских поэтов получила награду - большого Золотого льва Венеции. За 11 дней пребывания в Италии - 25 выступлений в восьми городах, в том числе в Риме, Милане и Венеции.
Как-то Ника хотела позвонить матери, но бастовали почтовые работники, и три дня никто не мог никуда позвонить. Когда Ника расстроилась, Евтушенко сказал: "Дайте ей по попке, чтобы не плакала. Она должна понимать, что находится на работе".
В шутку это было сказано или нет - неизвестно. Но факт остается фактом: маленькую девочку, которой и так не хватало любви родных, лишали детства, а она своими слабыми ручками продолжала за него отчаянно цепляться. Перед отъездом из Италии Ника редким по тем временам джинсам предпочла куклу - итальянца Антонио в клетчатой кепке, сосущего указательный палец.
Вот что говорит про это певица Елена Камбурова, которая была знакома с Никой: "У меня было с самого начала ощущение, что она очень хочет быть в детстве еще, а обстоятельства складываются так, что детство от нее уходит, уходит. Начинаются какие-то официальные поездки, приемы, что-то еще".
В ноябре 1987 года Ника едет с бабушкой в США - поездка организована Евтушенко, Семеновым и издательницей Мэрион Бойерс, которая выпустила перевод книжки Ники на английский. Снова успех, но уже не тот, что в Италии. И снова мы видим: вполне себе взрослый гастрольный тур - и попытки Ники урвать кусочки детства, которое у нее отняли. Она хочет видеть Микки-Мауса. Она рыдает, когда у подаренной Барби теряется туфелька.
Для успокоения Ника долгое время использовала детскую соску - "нюню". Как-то перед выступлением на радио в Нью-Йорке она очень волновалась - и вышел конфуз. "Они [с бабушкой] пошли в туалет, а за ними следом - полицейские, заподозрившие что-то неладное: вдруг эти две иностранки подложат бомбу, - описывает эпизод Ратнер. - Но вскоре поняли, что их опасения напрасны. Тем временем Ника с волнением справилась, прочитала массу стихов, отвечая в промежутках между ними на вопросы слушателей, звонивших из разных городов США".
Американские врачи говорили, что при такой нагрузке Нике необходима помощь психолога (но кто их послушал?). Вернувшись из США, Ника снова, как и после возвращения из Италии, начинает ощущать, что она никому не интересна. В 1991 году выходит ее вторая книга стихов - но она не вызывает никакого интереса.
Третья поездка Ники за границу оказывается совсем не такой, как первые две. Ее приглашает на симпозиум в Швейцарию Джованни Мастропаоло, основатель института, где больных психическими расстройствами лечат музыкой и поэзией. Вроде бы одна из его пациенток прочитала стихи Турбиной и это оказало на нее невероятный эффект. Он пригласил Нику - затратив много усилий и связей. Ника съездила в Лозанну на пару месяцев, а потом Мастропаоло "выписал" ее к себе уже за свой счет - и она жила с ним, 76-летним, как любовница. Нике тогда было 16.
"Я сделал все, что мог"
Еще в 1985 году мама Ники Майя снова вышла замуж и переехала в Москву. Что еще ужаснее для Ники - у Майи родилась дочь Маша, и старшая сестра страшно ревновала.
В Москве и в Ялте Ника начинает гулять и выпивать - возможно, в знак протеста. А Майя радуется, что у нее родился "нормальный ребенок, который спал по ночам и не диктовал стихи". Между матерью и дочерью-подростком случаются скандалы, доходит до кидания тяжелыми предметами. Мать скажет: "Ника не выдержала гормонального взрыва".
Случается в жизни Ники и еще одна трагедия - после того как она вместе с матерью переехала в Москву, с ней разорвал все связи Евгений Евтушенко - перестал звонить, встречаться с ней и вообще принимать участие в ее жизни. Ника и ее родные будут обвинять его в предательстве - потом забирать свои слова назад. Он будет с неохотой говорить о Нике и в длинном интервью, которое даст в конце жизни, вообще не упомянет ее. Биограф Ратнер связывал такое изменение в отношении Евтушенко с тем, что у него появилась своя семья, а еще - с тем, что мама и бабушка Ники пытались тянуть из него деньги.
"Я сделал все, что мог. Я дал ей шанс, - говорил Евтушенко. - Нике нужен был отец, я же не мог быть ее отцом - у меня своя жизнь".
"Она этого шанса не просила, она себя на это место юного дарования и вундеркинда не назначала, - отвечает ему психолог детского творчества Зинаида Новлянская в фильме „Три полета Ники Турбиной". - Не может ребенок сам этого сделать. Это делают взрослые. Ну и как можно воспользоваться своей славой в девять-11 лет во благо себе, а не в ущерб? Никак".
Невыносимо рядом
То, что происходит в жизни Ники-подростка, можно охарактеризовать словами "пошла в разнос".
Отношения с молодыми людьми, которые у нее завязываются, - драматичные, непостоянные, скандальные - в другие она не умела. Ника сильно влюблялась, но близость с ней выдержать было сложно.
Вот Дима Шикторов - он расстанется с Никой, потому что ему будет "невыносимо" рядом. Шикторов расскажет, что Ника много врала и фантазировала.
Другая большая любовь - Константин Постников, ялтинский бармен, с которым у Ники был роман в 1993-1997 годах (он показан в фильме "Ника" с Елизаветой Янковской). Постников пытается помочь Нике - протестует против ее пьянства, пытается оградить от общения с пьющей компанией. Но, как и любой спасатель, в итоге разочаровывается: "Я… не видел с Никой никакого будущего, так как в определенный момент понял, что ее переделать невозможно".
Ника не только пила, но и принимала таблетки, "зашивалась" от алкоголя - но в истерике избавлялась от лекарства. Постникову тоже - врала. И не по мелочи. Как-то сказала, что ее изнасиловали. Он примчался к ней из Ялты в Москву - только чтобы узнать, что это ложь.
В перерывах между большими романами случаются более короткие связи. Биограф довольно уверенно заявляет, что у Ники даже были сексуальные отношения с отчимом.
По учебе Нику продолжают тянуть. Вот отчим устраивает ее в восьмой класс школы для одаренный детей на Кутузовском. Она его с трудом оканчивает - ее переводят в вечерку в Черемушках. Спустя год она сдает экзамены экстерном и получает аттестат.
Ника мечтает стать актрисой - после школы ее зачисляют во ВГИК вольнослушательницей, благодаря вмешательству Армена Джигарханяна. На вступительных экзаменах он узнал, что Ника - "та самая девочка, которую душат стихи". "И мы безоговорочно ее взяли, я потребовал этого, сказал: „Она может не стать актрисой, наверное, не станет, но она поэтесса и должна быть среди нас, чтобы разбавлять собой актерскую братию". Думаю, что ошибся. Оказывается, мир - вещь сложная, особенно если вдруг появляется такая одаренность…" - скажет он потом.
ВГИК Ника бросила, в ее воспоминаниях снова - нотки протеста и требования любви: "Я была никому не нужна, никто меня не знал, никто со мной не общался. Я была там изгоем. Решила: „Все к черту" - и после первой сессии подала заявление об уходе".
"Я как сломанная кукла. // В грудь забыли // Вставить сердце. // И оставили ненужной // В сумрачном углу. // Я как сломанная кукла, // Только слышу, // мне под утро // Тихо сон шепнул: // „Спи, родная, долго, долго. // Годы пролетят, // А когда проснешься, // Люди снова захотят // Взять на руки, // Убаюкать, просто поиграть, // И забьется твое сердце…"// Только страшно ждать".
Это стихотворение 1983 года она могла написать и в середине 90-х, но уже не писалось.
В 1994 году актриса Алена Галич, принимавшая активнейшее участие в жизни Ники, пристроила ее в Московский институт культуры. Но и тут Ника не удержалась - ее увлек "богемный" образ жизни, который она вела начиная со старших классов школы. В день 20-летия, 17 декабря, Ника снова сорвалась и ушла в запой. Галич требовала, чтобы она прекратила. Ника даже писала ей записки с обещаниями, но ничего из этого не вышло. Можно пытаться спасти человека, но залог успеха - в том, чтобы он хотел этого сам.
Не удавалось удержаться ни на какой работе. Ника участвовала в театральной самодеятельности, писала сценарии для детских представлений, а в 2000 году пробовала запустить телевизионный проект о неудавшихся самоубийцах (он так и не вышел на экраны).
"Выросшая Турбина интересовала всех только как пример бесповоротного и отчаянного падения - и так же, как раньше в ответ на общественный запрос она сочиняла стихи, теперь в ответ на этот запрос она демонстративно и откровенно гибла… - писал Дмитрий Быков. - Ей надо было вызывать у окружающих ощущение чуда, существовать без этого она уже не могла - и поскольку поэзия таким чудом быть перестала, о чем многие успели тогда написать, осталось чудо безоглядной и жестокой саморастраты. Это было зрелище непривлекательное, но зато Турбина с прежней наглядностью демонстрировала все стадии распада того самого социума, который недавно носил ее на руках".
Конец
В мае 1997 года Ника впервые упала с большой высоты. Во время ссоры с другом она решила его напугать, повисла на ограждении балкона и сорвалась. Сломала ключицу, повредила позвоночник.
Вскоре после этого мать увезла ее в Ялту, где после буйного припадка Ника попала в психиатрическую больницу.
В 2002 году случилось второе падение - на этот раз с фатальным исходом. Ника упала с подоконника окна на пятом этаже в Москве. Биографы сходятся на том, что это было не самоубийство, а несчастный случай.
Нику кремировали на девятый день после смерти. Мама и бабушка в этом участия не принимали: они то ли узнали о смерти Ники только после кремации, то ли у них не было денег на поездку в Москву. Похоронили Нику на 40-й день. Мать хотела перевезти прах в Ялту - Алена Галич добилась того, чтобы он был захоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.
Жизнь моя - черновик,
На котором все буквы -
Созвездья.
Сочтены наперед
Все ненастные дни.
Жизнь моя - черновик.
Все удачи мои, невезенья
Остаются на нем,
Как надорванный
Выстрелом крик.
1983