Я, как герой Рязанова, не любил Советскую власть, и она платила мне той же монетой. В 1979 году, аккурат к диплому, прибитому гвоздем-двухсоткой к изголовью маминой кровати, на меня свалился целый филиал торгового института - заочное и вечернее отделение. Ну, скажите, если вы в тепле и покое Областной библиотеки получаете полста рублей за какую рыболовецкую отрасль Латвии, а после обеда еще 35 за шерстяные и полушерстяные ткани, вам придет в голову ехать по распределению в поселок городского типа Снежное на заводик местной промышленности с окладом 120 деревянных? А я до сих пор все знаю про шпротное производство и отличу бостон от шевиота. Представляю сколько сотен работ осталось в архиве этого филиала, написанных одним и тем же почерком.
Мы были очень хорошо эрудированны, но дефицитных продуктов явно не доедали, да и одевалась страна в своей массе уныло и скучно. Поэтому после закрытия библиотеки я ехал в кабак, где шпроты и красная рыбка шли с икрой к рыбному ассорти и на второе подавали цыплят табака. Нет, вру, цыпленка табака я ел на обед с соткой коньяка и не особо страдал от развитого социализма. А вечером в ресторане добрые девушки и лучший музыкальный ансамбль города. Швейцар и метрдотель знакомые. Друзья - непризнанные гении. Но многие поднялись и состоялись. Поэты, художники, фотографы. Стихи по ночам читали в мастерских. Мои даже профессионалы хвалили. Как же я это все брошу?!
Однако, впереди маячил статус тунеядца и к белым мухам нужно было как-то определиться со службой. А кто возьмет "неоткрепленного" молодого специалиста?!
Мама, преподававшая языки в системе ПТУ, в протекции мне категорически отказала, и я начал медленно и печально обходить училища. В образцово-показательных директора испуганно отмахивались, но одно, на улице Портовой, неожиданно пришлось мне по сердцу, а главное - я им. На окнах были крепкие решетки, мрачные зеленые стены украшали вместо наглядной агитации и героев-комсомольцев статьи уголовного кодекса. Разбой (гоп-стоп), изнасилование, угон транспортных средств. Очень уютненько. Встретил меня замполит со свежим фингалом под глазом. Директор сразу спросил, есть ли еще такие раздолбаи-выпускники у меня на примете? Через два дня я привел ему еще троих однокашников и он с чистой совестью получил выговор по партийной линии и премию за комплектацию училища недостающими мастерами производственного обучения. Еще один мой одногруппник, окончивший наш Машиностроительный с красным дипломом, сразу сделал ослепительную карьеру, стал заместителем директора другого училища, привезя из Туркмении 60 детей гор. Тишайшие детки, одна беда - не спали на кровати, а на коврике рядом, не пили (они курили свою анашу, забитую в наволочки). Никого не насиловали, только друг друга. Но недостающие группы учащихся укомплектовали.
Мои детки были второкурсниками и я дал старшему мастеру и директору честное слово отработать два года и довести их до выпуска.
Получал я неожиданно много - 140 рублей (почти по верхней сетке, как мастер с высшим образованием), 60 рублей за часы самых разных предметов (помню из паркетного дела разделку доски "ласточкин хвост"), две солидных квартальных премии - производственную и воспитательную. Последнюю, правда не полностью, потому что подпадал под развешанные на стенах статьи. В девичьих группах мастерицам премию снимали за аборты. А вот эти 140 рублей давали за вторую подгруппу, поэтому двадцать пятого бандита, по которому тюрьма плакала, приходилось беречь. Курили новоиспеченные мастера исключительно финские сигареты "Camel" и "Cesterfild", а "Союзом Аполоном" уже брезговали. Второкурсники неделю учились, а неделю ходили на заводскую практику. Каждому на обед приходился талон в 91 копейку, столько съесть невозможно. Вот обед сачка мы с буфетчицей и делили в пропорции два к одному. В доме появилась колбаса, сыр и масло.
Училище на жаргоне называлось "Бакланством", а учащиеся - бакланами. На первом году дети, особенно сельские, носили жуткую унылую форму, а потом уже ее стеснялись.
Мне достались довольно запущенные, но от природы незлобные дети. Подранки. У большинства отцов либо не было, либо они беспробудно пили. Специфика улицы Портовой.
На меня, "мастака" (мастера) они смотрели влюбленными глазами и уважительно называли Михалыч.
Однажды, во время воспитательного часа я заполнял забытый на три дня журнал, они, сгрудившись надо мной, неожиданно спросили:
- Михалыч, вам нужна шапка?
- Какая? - Думая о своем, спросил я.- Пыжиковая, ондатровая?
- Какая будет, у нас же не магазин…
И тут до меня, дурака, дошло.
Однажды пришел комсорг группы:
- Михалыч, в райкоме комсомола сказали написать коллективное письму собаке Рейгану.
- ?!
- Президенту Рейгану. Продиктуйте.
- Ну пишите: Мы угонщики мопедов и мотоциклов, насильники, бандиты, алкоголики и несовершеннолетние уголовники предупреждаем тебя, собака империализма…
- Не, так не пойдет, - сообразил комсорг.
Текст письма они содрали в другой группе.
Самые "жирные" наряды мне закрывали на заводе "Кремнийполимер". Размер квартальной премии зашкаливал и мне чуть было не нашли место на Доске почета. По огромной территории предприятия вились спиртопроводы, привлекающие всех окрестных бомжей. Их тела периодически обнаруживала заводская охрана. Дегустаторы с соседних заводов в обед перелазили через забор и самый бывалый уверенно заявлял:
- Синий - этиловый, зеленый - метиловый. В ход шла ножовка, спирт наливали в каску.
Иногда он ошибался. Тогда бригадами слепли и мерли. Команда сварщиков ежедневно латала эти спиртопроводы. Пацанов я убрал с этого хлебного места, когда учуял легкий запашок.
Личная жизнь несовершеннолетнего контингента проистекала бурно. Однажды пришла мамаша с газетным свертком:
- Ой, Михалыч, участковый сказал, шо мой Вовка на Триппер-даче. Он мелкий, гнида такая, плюгавый, пацаны говорят, даже очереди своей в подъезде не дождался. Всех менты подмели.
Грозного письма из Кожвендиспансера я решил не дожидаться и отправился к участковому в опорный пункт, сунув сверток в дипломат. Заодно и познакомились.
- Выбирай правый или левый, - предложил я.
В дипломате лежали две бутылки конька и к каждой прилагалась шоколадка "Аленка".
- Эту лярву тоже Аленой зовут. Но твой в очереди был шестой, мы его для острастки взяли. Завтра, с утра будет на занятиях, - сказал усталый старлей и сунул свою долю в ящик.
Утром я дежурил по столовой, кормил бакланов завтраком. Вовка пришел раньше, часов в шесть утра. Шмыгал опухшим носом и потирал огромное красное ухо. Под мышкой у него была новенькая общая тетрадь. Так и проходил с ней неделю, пока нос и ухо не зажили.
В большой моде у нас были выездные заседания суда. Зимой в актовом зале чаще судили за "гоп-стоп" - сорванные шапки, летом - за угон мопедов и мотоциклов.
Но самый забавный "процесс" произошел в мамином училище. Первокурсница, стало быть, 15-летная сельская писюха родила двойню. Предполагаемый "героический отец" - тоже ровесник и тоже деревенский, свое участие отрицал…частично. Тридцатилетние забитые родители с двух сторон на заседании присутствовали. Суд должен был назначить опекунство над новорожденными.
- Вы признаете свое отцовство? - Спросили сопляка.
- Один мой, а другой - нет.
- Почему?!
- Потому что я один раз с ней был.
Я своих пацанов успешно выпустил, как и обещал и навсегда покончил с педагогической деятельностью. Двоих не довел, они доучивались в колонии для несовершеннолетних, остальные благополучно ушли в армию, а один - комсорг даже поступил в техникум. Наркотиками на всю группу баловались только подсевшие двое.
Преступность в этой среде, понятно, была, но тогда вовсе не организованная. Советский Союз в декабре 1979 года только вошел в Афганистан, и закрытые гробы еще не прибывали. Впрочем, эта война унесла 15 тысяч жизней на весь Союз, а сегодня в Украине у россиян ежедневно минимум 1300 "двухсотых" и "трехсотых".
Изнасилования в училище на улице Портовой случались, но никому в голову не приходило обрабатывать несчастных беременных девиц, чтобы они "сохранили невинную человеческую жизнь и родили, пусть и от насильника".
То, что я нынче со стороны в России наблюдаю, это какое-то ноу-хау загробного мира. Вот смотрите (а я занимался историей вопроса), Сталин во время войны учредил штрафные батальоны и роты. Но уголовников с особо тяжкими и тяжкими статьями туда не брали. Он понимал, что есть шанс уцелеть, искупить и вернуться. И без них после войны по городам и поселкам свирепствовали банды.
А сейчас в честь героев СВО устанавливают памятные таблички и приглашают на открытые уроки к детям. Так и выступают в масках для устрашения. Что не мешает "героям" зверски забить мать или жену и опять через зону уйти по контракту.
Знаете, у меня нет никаких сантиментов к Советской власти, ни на грамм ностальгии к годам застоя. Но при всей фальши и лжи ценность человеческой жизни как-то декларировалась.
И чтобы не расставаться с читателем на такой грустной ноте, я вам расскажу об абсолютно счастливом человеке:
Миновна, а ее у нас все так называли без имени, преподавала у нас русский язык и литературу. Ее кабинет был посвящен молодогвардейцам. Экспонаты были кошмарные, столетней давности, в том числе и подарки музея в Краснодоне. (Он и сейчас работает в оккупированном Лугандоне). Миновна была старой девой, хранила верность любимому писателю Фадееву, чей портрет украшал кабинет, жила в общежитии училища, дверь ее комнаты, покрашенная черной краской сантиметров на сорок от порога и до самого верха по диагонали наискось "бакланы" использовали как ворота для игры в футбол в коридоре. Одевалась она во все казенное, учащиеся этими сиротскими пальто и ушанками брезговали, каждый год меняла коричневые ботинки девичьи на новые. А на лето бакланкам выдавались не менее уродливые туфли. Весь год ходила в жутком полушерстяном сарафане, белой застиранной кофте с жабо и с кокетливой брошью с искусственными красными камнями. В реденькие волосики был воткнут костяной гребень. Работала она на полторы ставки, денег у нее куры не клевали, всем нам, транжирам, одалживала. Предметников в училище не кормили, на втором году даже сельские дети предпочитали поспать, а Миновна уже скромно стояла в очереди на завтрак к семи утра, возвышаясь среди мелких первогодков. Дежурному мастеру ничего не оставалось, как выдать ей талон. Но она не уходила, немым укором стояла над тобой, пока не получила дополнительное питание, предназначенное для вредных профессий - маляров и сварщиков. Это было пара дешевых конфет, печенье либо вафли, или полстакана сметаны. В обед и на ужин Миновна папой Гамлета снова возникала в очереди.
Была у нее мечта: повезти группу детей в Краснодон. Денег у училища на эти нужды было немерено, но на мой памяти желающих и не нашлось.