Американский драматург Джошуа Хармон написал пьесу о нас. О евреях. И назвал ее весьма эксцентрично и резко: "Плохие евреи". Пьеса уже два года идет в США, теперь ее поставил на сцене тель-авивского "Камерного" главный режиссер этого театра Омри Ницан (перевод Ривки Мешулах). Автор странного высказывания - крика о том, что нас гнетет, что нас самих в нас пугает, о "священных коровах" и "жестковыйном" упрямстве - приезжал на премьеру. Пьеса выстроена и сыграна так, будто написана в Израиле. Текст, рассказывающий о комплексах, абсолютно лишен комплексов. Актеры экспансивно жестикулируют, кричат, с разбега куда-то вспрыгивают, падают. Дерутся. Страсти накалены. Истошные вопли даже заглушают звонки мобильных телефонов в зале.
Споры ведутся вокруг еврейского вопроса. Из него вытекают все прочие, побочные партии. Аргументы собраны во многих различных источниках. Трактовать название этой черной-пречерной драмы можно многими способами. И как ироничное высказывание по поводу слишком злобно и агрессивно отстаивающих свое еврейство, и как экскурс-прогулку по самым болезненным, ранящим, навязчивым приметам национального характера, и как намек-предостережение тем, кто не помнит, не хранит свою идентификацию...
И еще много разных смыслов и оттенков фоном, облаком встают за текстом. Пьеса не слишком поражает качеством и высокой художественностью. Это нечто среднее между конгломератом анекдотов, исповедью и длинной саркастичной репликой за семейным пасхальным столом. Автор, без сомнений, много и упорно рассуждал на тему евреев и еврейства.
Сюжет ужат до ремарки: в американской еврейской семье умирает дедушка. Он прошел концлагерь, всю жизнь нес отметину тех страшных дней - лагерный номер на руке, сберег цепочку с кулоном "Хай", этим многозначным еврейским символом. Внуки - Лиам, Джона и Даяна - после похорон оказываются вместе в квартирке-студии. Тесно, неуютно, в воздухе летают электрические разряды.
Время, проведенное ими вместе, становится испытанием, бедой, дискуссией, уродливым и безжалостным надрывом.
Читайте также
Пыткой. В этом истеричном психологическом пратикуме неприглядно выглядят все. Молодые, образованные (Джона студент, Лиам занимается японской культурой, и здесь диктатор Дафна тоже видит некое отступление от еврейского предназначения, веры, еврейских принципов), эти люди разобщены, они конфликтуют. Им не дано найти общий язык. И для них нет гармонии, общей платформы. Как в этой тесной комнате, так и в жизни, в истории им не обрести взаимопонимание. И это справедливо, актуально не только для США, но и для Израиля. Даяна (сама она предпочитает называть себя Дафной, все время акцентирует свое еврейство, верность традициям, вещает о том, что есть истина, в чем она видит свое предназначение, как выйдет замуж за солдата-израильтянина, как совершит алию и будет совершенствоваться в изучении Торы) хочет получить дедову реликвию - "Хай"... Ее кузены с трудом терпят общество авторитарной, навязчивой, эгоистичной, плохо воспитанной кузины. А она ядовито унижает, терзает невесту Лиама Мелоди (хорошая актерская работы Даны Майнрат), отнимает у кузенов лучшее спальное место, лезет ко всем со своими поучениями, кичится принадлежностью к избранному народу, тычет всем в нос трагичную судьбу соплеменников. Лиам (Уди Ротшильд в этой роли слишком увлечен внешним, тем, что напоказ) выведен каскадным, несдержанным, не умеющим идти на компромиссы. Родства не помнящим.. Тихий, упрямый, но рядом с Дафной и Лиамом почти идеальный Джона (скромный и неброский Юваль Сегаль) после смерти деда сделал себе татуировку. Дедов лагерный номер. И никому об этом не сказал. Дафна обнаружила ее случайно, и замерла, потрясенная. Так заканчивается спектакль. И четверка пляшет "Дай даену". Не очень, прямо скажем, к месту пляшет. А я скажу про актерскую работу, о которой еще много будет написано, которая получит призы и любовь залов. Это Оля Щур-Селектар в роли Дафны. Она - высота и смысл спектакля. Его позвоночник. Крылья. Душа. Дилемма. Философская притча. Эта дева без возраста, в старых растянутых трениках и розовой безликой кофточке сильна, как Голда Меир, инициативна, умна, туповата - как колоритные и непобедимые еврейские предрассудки, грандиозна - как наши мудрецы и вожди. Ее мощь опасна, ее энергия давит (здесь - в прямом смысле, когда она срывает с Мелоди медальон "Хай"), ее скороговорка - как стук дождя в забытых местечках, ее изящная неуклюжесть - как стиль и пластика самых больших, самых великих актрис... Оля царит. Оля выигрывает по всем параметрам. Не дает отвлечься от действия. Ее нельзя забыть. Спектакль "Плохие евреи" - это ее новый взлет. Истинная победа. Эмоциональный и интеллектуальный взрыв. Золото театра Израиля. Самое подлинное наше, лучшее золото.
Инна Шейхатович