Дилижанс, корабль, ковер-самолет с логотипом "Гофман" отправился в путь. И засияли зеркала, и завертелась-закрутилась комната писателя-маргинала, и расступились - как вода в каналах Венеции ночью - парчовые сверкающие черные плащи хора.

Опера "Сказки Гофмана", последнее, вдохновенное, символическое творение Жака Оффенбаха, мечтавшего опровергнуть свою устоявшуюся за долгие плодотворные годы репутацию развлекателя, автора дивных легких оперетт, - взошла на израильскую сцену.

Эта опера - почти нереальное по своей художественной силе, красоте мелодий и глубине предложенных версий прочтения произведение. Рациональный мистицизм Гофмана встречается с пленительной французской грацией, ажурностью, блеском. Будто в волны, несущие тевтонского лебедя, плеснули "Шанели".

Выступающий в пяти амплуа итальянец Стефано Пода (он режиссер, сценограф, автор светопартитуры¸ художник по костюмам и хореограф) будто сливает воедино зашифрованность и ясность, сарказм карикатуры на вкусы обывателей - и высокую романтику, которая навсегда ушла. И лишь в отстраненной, схимнической жизни творца-мыслителя, художника-одиночки, романтика еще возможна.

"Сказки Гофмана" - сборник чудесных новелл, которые в музыке расцветают особым, покоряющим слушателей цветом. Действие разворачивается на фоне кабинета-музея, в пейзаже стеллажей от пола до потолка, на которых представлены знаки, следы ушедших веков и миров. Осколки статуй, фрагменты колонн, конские головы, какие-то реликты, непонятные, но что-то знакомое напоминающие нам предметы. Каждая вещь - в своей нише. Каждая - знак, намек. И все вместе они как сад, в котором заблудились ассоциации, знания, безусловные реминисценции.

Пружина и аккомпанемент действия - злые силы. Квинтэссеция, сердцевина оперы - бас-баритон Вито Прианте. Он разнолик и опасен, немного нелеп в своих кознях - и очень хорошо поет…

Гофман, босой, тревожно, гневно и обреченно перебирающий рукописи; стопки бумаги, летящие белыми снежными вихрями, - плоды своих горячечных бдений, - поет и карабкается вверх. Лежит на потолке. Идет по стенам. Американский тенор Чарльс Воркман играет героя-одиночку, истерзанного болью, невозможностью схватить жар-птицу творческого горения, недостижимостью идеала любви и искусства.

Горько и зло поет он о Кляйнзаке, смеясь смехом Мефистофеля. Обреченно и безоглядно влюбляется в совершенно неподходящих женщин. Убедителен вокально… Уставший и разочарованный, в финале снова уходит к своим бумагам. Да и поделом, оно и логично, уж очень этот персонаж привык руководствоваться неверными, ложными критериями.

Если уж Олимпия - красавица-икона стиля, то она будто неживая, механическая, как и все такие же "иконы", куклы на витрине, дорогие игрушки. Аврора, Олимпия, Коппелия - ее сестры, и они - будто кукла Барби. Произведение кукловода. Бессмысленно, абсурдно считать ее кумиром…

Хила Фахима поет, играет эту партию безупречно. С блеском, технически неподражаемо. Полностью владеет голосом. Ее вальс - одна из лучших сцен спектакля.

Зал смеется, Гофман вдохновлен и обманут. Музе грустно… Холодная, безжизненная кукла Олимпия хороша, но и равнодушна ко всему, поет не как человек, а как идеальный аппарат, робот.

Если в любовной истории Гофмана возникает певица, то в один ряд за ней выстраиваются кумиры, звезды, и на коробках написаны их имена: "Джоан Сазерленд", "Мария Каллас", "Мирелла Френи", "Мария Малибран"… Создатель этой версии оперы будто высмеивает зацикленность публики на "звездности", шаблонах, общепризнанных авторитетах. Иронизирует над всеобщей соподчиненностью. Мы ведь так привыкли, разве нет? И девочка, нежная Антония, заплатившая богам искусства за свое желание творить, жить музыкой, станет еще одной легендой, еще одним именем в пантеоне, звездочкой-легендой…

Алла Василевицкая как раз и смогла предельно точно, ювелирно, осознанно и вдохновенно, красивым вокалом выразить, передать представление толпы, страдателей-фанатов о диве, идеальной служительнице искусства. Она не живет, не чувствует - позирует. Будто видит спрятанные в тени и направленные на нее кинокамеры… Картинно падает. Картинно обнимает Гофмана.

Джульетта, эта царица венецианской шальной ночи, женщина-вамп, обольстительная и расчетливая, в исполнении Элинор Зон предстает хорошим коммерсантом. Дамой, точно знающей, что почем в этом мире. Сердца у нее нет. Затянутая в черную униформу, она работает на хозяина. Крадет у Гофмана его отражение. Безжалостно. Без намека на чувство… И он убьет соперника в аффекте, и уйдет с дороги романтических порывов. Замкнется в своей келье, которая вращается, сводя с ума…

Муза, она же Никлаус (Анат Чарны) - на самом деле и есть та женщина, то странное, таинственное, живое сердце, в котором Гофман нуждается. Она любит этого фантазера, внушаемого, слабого, эгоистичного. Страдает от его слепоты и глупости. Она не фантом, не видение. Ее попытки оградить, предупредить его на крутых поворотах, - умилительны и печальны. Она и печалится, и волнуется, и из гордости не желает признаться в своих чувствах. Артистка в этой партии покоряет искренностью, горделивой женственностью. Она не встретятся - Гофман и она; та, что и в самом деле была бы его настоящей любовью. Но, как сказала Ахматова: "Одной надеждой меньше стало, Одною песней больше будет"…

"Любовь делает человека великим. Слезы возвеличивают его еще больше", - говорит Муза.

Спектакль "Сказки Гофмана" - событие. Высокий и возвышающий результат содружества единомышленников. Я снова - с нежностью, восхищением, радостью! - отмечаю прекрасную работу хора. Хор - один из главных героев, незабываемый и убедительный. Наслаждение слышать хоровые эпизоды, такие эмоционально насыщенные, однородные, с тонко прописанной нюансировкой. Браво, хор! Браво, Асаф Бенраф!

Оркестр Ришон ле-Циона - собрание мастерских кистей, расцвечивающих сказки и реальность. Чудесные сладкозвучные скрипки (их лидер и превосходный исполнитель соло в этой опере Экарт Лоренцен!), деревянные духовые (флейтистка Маргалит Гафни и кларнет Миша Гурфинкель - прежде всего!), трубы, арфа - вы вершители судьбы партитуры, вам - респект!

Дан Эттингер, дирижер, вождь, интерпретатор, мастер; в его руках - концентрированная энергия и воля оркестра.

Пусть сезон будет ярким, благополучным, все мы на это очень надеемся…

Дилижанс, корабль, ковер-самолет с логотипом "Гофман" отправился в путь.

Каждый вечер - по 18 ноября! - сотни зрителей будут совершать в притихшем зале этот волшебный маршрут. Слава Жаку Оффенбаху, хранителю сверкающего и бессмертного клада!..