Мир затих. Серебряной кнопкой воткнулась в небо над Яффо одинокая звезда. Зальчик гешеровского "Ангара" втягивает в себя гостей. Глотает в свое дымное, подсвеченное софитами чрево. Столики со стульями. На столиках - старые фото в рамочках. Официанты принимают заказы на алкоголь и прочие напитки. В центре зала - помост. Сбоку, в углу - музыканты. Стены отведены для проекции титров и демонстрации немногочисленных кинокадров.

Ансамбль Fulcro, этот театральный редкий коллектив, который, не видя больше возможностей и желания работать в России, приехал в Израиль в полном составе, - собирается тем же составом в Израиле творить и творчески расти. Режиссер и куратор Даша Шамина. Этот вечер - от Fulcro. Ансамбль предлагает сыграть с ним в интерактивное кабаре. И складывается лабиринт - мозаика. Отсюда и название всего действа: "Третье кабаре. Горящий куст".

"Неопалимая купина", горящий куст - знак божественного присутствия. Горение - как смысл жизни? Куст, пылающий вечно, не сгорая, - как символ божественной трагедии, которая все продолжается, и нет ей конца? Молодые амбициозные актеры явно не боятся громких слов, зашкаливающей патетики, замахиваются на вселенские масштабы. Холокост и другие мировые трагедии сопряжены в музыкальном рассказе. Есть про евреев. И есть про других сынов человеческих. Песни и попевки, на которые, как на нить, нанизываются эпизоды спектакля-концерта, не складываются в цельный сюжет. Очарованные и невольно обманутые Пушкиным, творцы подчас ищут ключ к зрительским сердцам в лозунге: "гений - парадоксов друг". Актриса говорит про печальные, трагичные вещи - и истерически смеется. Или идет речь о тяжком, горестном событии- эпизоде, а соратники рассказчика в экстазе, с плотоядными улыбками, поедают пирожные.

Понятно, что человеческая психика организована очень сложно, и единственное, что мы достоверно знаем о ней - так это то, что мы не знаем о ней в точности ничего. Испытать холод в жару, смеяться, будучи в глубоком горе, -вполне возможно. И возможны слезы в минуты радости. И вероятна нереальная отвага маленького несмелого человека в безысходной ситуации. Да, в мировом искусстве такой прием нередко встречается. Искусство вообще готово искушать всемерно, безгранично экспериментировать. Приемлемы и допустимы всякие нелогичные на первый взгляд вещи. Но длинные бессвязные сентенции кабаре-куста про сон и сновидения; или без всякой логики результирующий, формально прицепленный образ "кожа памяти зажила"; или крики там и тогда, когда это неестественно, никак не оправданно, парадоксально до путаницы, до полного абсурда - тут уж разуму непредвзятого зрителя становится очень тяжело. Кусочки текста и музыки, оборванные… Строчки - как неровно соединенные звенья… Скачки во времени и бессвязные, понятные только самим исполнителям и режиссеру, сюжеты эпизодов…

Трогательным мне показалось мгновение, когда упавшие на помост актеры поднимают ладони - как цветы¸ как флажки - к небу. Словно прося и прощаясь, И светятся золотые в неверном огне софитов лица зрителей и участников¸ которые будто в амальгаме зеркала истории отражаются…

Актеры энергичны, отдают себя действу страстно, без остатка, с жаром, полностью - но и это в некоторые моменты выглядит болезненно-гипертрофированным. Неоправданным. Озвученные тексты, подчас невнятные, оказываются неспособными прояснить и донести до зрителей возложенную на них серьезную смысловую нагрузку.

Думаю, многим израильтянам такое новаторское переживание - с разноязыкими текстами, бурными прыжками, пышными пирожными, смехом сквозь рыдания - будет вполне интересно. К моему сожалению, я не смогла его оценить по достоинству.