В Израиле продолжает увеличиваться число погибших и пострадавших из-за беспрецедентных атак со стороны радикальной группировки ХАМАС, которая включена в список террористических организаций США и ЕС. По свидетельству очевидцев, граждане Израиля ведут себя сплоченно и дисциплинированно, а власти проявляют большую заботу о людях.

По некоторым данным, в 2022 году в Израиле насчитывалось около 1 300 000 русскоговорящих граждан - выходцев из России и других стран постсоветского пространства (это около 15% населения страны). В последние дни в соцсетях появилась информация о том, что в связи с террористическими атаками многие недавние эмигранты хотят покинуть страну хотя бы на время, в связи с чем в несколько раз выросли цены на авиабилеты.

Корреспондент Радио Свобода поговорил с российскими эмигрантами, живущими в разных городах Израиля.

Михаил Ромм, поэт, издатель, куратор проекта "Литературное имя", восьмой год живет в Израиле, в последнее время - в городе Ашдоде. Вот что он рассказывает.

- В первый же день в крышу нашего дома угодила ракета. Мы в это время сидели в мамаде. Это такая комната-бомбоубежище. У нас это кладовка, но она довольно просторная, там есть электрическая розетка, дверь, устойчивая даже к ядерному удару (во всяком случае на ней так написано!). Что-то наверху рухнуло, мы перепугались, в туалете отвалилась плитка. Ракета прилетела с нашей стороны дома. У нас на балконе есть такой бачок, где копится горячая вода от бойлера: из него фонтаном хлынул кипяток - к счастью, на улицу, а не в квартиру. На седьмом этаже взрывной волной вынесло оконную раму, но стекло при этом умудрилось не разбиться - вот какие стекла делают в Израиле! Ракета разворотила всю систему подачи горячей воды и систему лифтов, так что они теперь не работают, а вот горячая вода есть - очень быстро восстановили.

- Вы выходите из дома?

В первый же день в крышу нашего дома угодила ракета
- Я, как ни в чем не бывало, хожу на работу: каждый день вожу на прогулку пожилого человека. Вчера он меня отправил в магазин за водой, но в магазине творился полный атас, потому что вчера Служба тыла распространила сообщение, что всем нужно запастись едой, водой и электричеством на 72 часа, и началась дикая паника, все ломанулись по магазинам. В общем, воды не оказалось, пришлось купить "левую" воду с машины на улице. Какой-то ловкий парень скупил несколько упаковок и продавал их на 50% дороже. Но, главное, я героически добыл воду!

- У вас дома тоже есть какие-то запасы?

- У нас стоит фильтр для воды, и я просто набрал воду в пустые бутылки. Я делаю все это чисто механически, чтобы как-то скоротать время, потому что невозможно: совершенно жуткая депрессия, все время грохочет, и никак не получается не думать обо всех этих страшных событиях, о жертвах… Тут еще периодически распространяют всякие новости типа, что нашли 40 детей с отрезанными головами. Я потом порыл пруфы на эту новость: нет никаких пруфов, но она, тем не менее, распространилась.

А моя младшая дочка, Соня (ей 11 лет) вчера забилась в мамад, унесла туда свои меховые игрушки и любимую чашку, и так и сидела там все время в обнимку с игрушками. А я смотрел на нее и плакал.

- Очень вам сочувствую… А что вы наблюдаете вокруг: как все это воспринимают люди?

- 10-го числа в девять вечера обещали обстрел, и как раз в это время народ вышел на балконы, начал веселиться, бить в барабаны, пытался петь гимн, было такое большое веселье - типа показать, что мы не боимся, веселимся. Шума от них было много. Все эти страшные события у всех вызвали прилив энтузиазма. У меня средний сын в армии, он инженер, занимается самолетостроением и говорит, что у них на работе вдруг начался неожиданный наплыв сотрудников, все бросились скорее помогать.

Соседка первым делом поехала в Тель-Авив сдавать кровь, потому что в Ашдоде почему-то кровь сдать нельзя. Но, как выяснилось, в Тель-Авиве тоже нельзя: очередь больше, чем на сутки. Так она и вернулась не солоно хлебавши.

Мы все время смотрим YouTube, отслеживаем новости. Испытываем сильное негодование, отчаяние. Это трудно описать. Периодически звучит сирена - тогда мы опять прячемся в мамаде. В этот раз обстрелы гораздо более эффективные. Два года назад, во время 11-дневной войны, были массовые обстрелы, но практически все сбивали, а в этот раз все оказалось не так прекрасно, ракеты пролетели, причем гораздо больше, чем в прошлые разы. Грохочет серьезно. 10-го до Ашдода долетело две ракеты, центр весь дымился.

- За восемь лет вы успели полюбить Израиль?

- Обожаю! Просто не мыслю себя в другой стране. Когда уезжаю куда-то, потом возвращаюсь - слава богу, родина, родной дом! Я чувствую себя хозяином этой страны, это мое государство. А в России я на каждом шагу сталкивался с унижением, причем не намеренным: вот даже просто заходишь в общественный туалет, а там нет туалетной бумаги... А тут я всегда чувствую, что обо мне подумали, позаботились. Я воспринимаю себя как часть всего этого. Я много стихов об этом написал.

- Но это ощущение, наверное, пришло не сразу?

- Нет, именно сразу, буквально с первых дней. Нас тут так встретили, так заботились! Мы же совсем никакие были, с громадными сумками. Жена умирала от лейкоза, ей было очень плохо. В Москве все было завалено снегом, мы в аэропорт ехали восемь часов с трехлетней Соней. А тут 20 градусов тепла! Около пяти утра мы оказались перед домом, где должны были жить. Нас встретила хозяйка, накормила, уложила, всюду с нами ходила, решала все наши проблемы, пока мы хотя бы чуть-чуть не освоились. Тут все люди так друг к другу относятся, как будто это одна большая семья, все очень добродушны, нет такого, чтобы люди толкали друг друга на улицах. По контрасту с Москвой все это просто невероятно!

Когда жена умерла, я совершенно потерял ориентацию в пространстве. Но вокруг меня все время крутились люди, мне приносили еду, решили все вопросы с похоронами совершенно без моего участия. Я сразу почувствовал себя под защитой.

И я на сто процентов уверен, что Израиль справится с этой ситуацией, как всегда и со всем справлялся. Большей безопасности я нигде не чувствовал. Несмотря на все эти обстрелы и сложности, я абсолютно спокоен за себя и за Соню.

У старшего сына, Яши, шизофрения, он сейчас в хостеле. Это как общежитие, небольшая квартирка, где он живет в комнате еще с одним пациентом. За ними там присматривают, следят, чтобы они вовремя принимали лекарства. Когда у него состояние полегче, он выходит в город погулять и даже на работу ходил, социализировался. В России у него были приступы каждые полгода, а здесь первые три года вообще без малейших сбоев! Он принимает 15 разных лекарств, а там было только одно лекарство, и то не всегда: галоперидол. Здесь он получает совершенно другую помощь. Пишет романы, рисует картины, все условия созданы.

Я получаю пенсию за покойную жену и пособие как одинокий родитель. Квартира съемная, но большую часть ее оплаты мне возмещает государство. В общем, мы нормально живем.

Мария, домохозяйка, год назад приехала в Израиль с мужем и кошкой, с тех пор живет в Хайфе.

- У нас прямо напротив дом, хорошо видны окна. И вот в одном их окон я все последние месяцы видела молодого парня. Я не заглядываю в чужие окна, просто он постоянно сидел перед окном: то ел, то смотрел телевизор, то пиво пил. А в последний раз страстно целовался с девушкой, а потом они ушли в спальню. И вот буквально на следующий день, в прошлое воскресенье, смотрю - окно его закрыто, ставни опущены. Так с тех пор все и остается, нет этого парня. И сегодня я наконец поняла, что он ушел на фронт. И так мне от этого тяжело и грустно стало…

У нас в Хайфе ведь было довольно тихо: ракеты сюда пока не долетали. Но все равно ужасно тревожно, ведь ситуация может измениться в любой момент! Все говорят, что это всерьез и надолго. Народа в городе нет, улицы пустые. У меня паника. Я, честно говоря, хочу уехать в Россию. Дурацкая, конечно, ситуация: мы ведь сюда бежали от войны, а тут нас настигла другая война… Даже не знаю, что делать: рейсов стало очень мало, билеты адски подорожали, московская квартира сдана… Но и тут страшно оставаться: обещают еще атаки чуть ли не с пяти сторон, говорят, террористы призывают в пятницу громить евреев. Просто ужас какой-то!

Ужасно еще то, что деньги кончаются, а работы нет никакой. Муж работает удаленно, но его зарплаты не хватает: тут все очень дорого. Я хотела устроиться хотя бы в какой-нибудь магазин, сегодня звонила в пару мест, а там отвечают: ну, вы же видите, какая ситуация… Да и магазины далеко не все сейчас работают.

В субботу мы прятались в мамаде. Это такая специальная комната с южной стороны квартиры. Дом так спроектирован, что там есть окно, но оно как в скале, со всех сторон снаружи есть стены. Там еще огромная тяжелая чугунная затворка, которая закрывает это окно, и бронированная дверь. Там есть вентиляция. Такие комнаты по нормам строительства должны быть во всех современных жилых зданиях. А в старых домах бывает бомбоубежище внизу.

- Откуда вы получаете информацию о том, что надо делать?

- Мы подписаны на телеграм-канал мэрии и Служба тыла.

- Вы не жалеете, что сюда приехали?

- Не знаю. У меня сейчас такой сумбур в голове, стресс, шок от этой всей ситуации…

- Вы выходите из дома? Что происходит вокруг?

- Иногда выходим. Я вижу, что вокруг очень мало молодых мужчин, а если они есть, то это, скорее всего, русскоязычные, которые не подлежат мобилизации. И их все равно очень мало, в основном ходят пожилые люди, женщины. Но вроде пока все спокойно, подростки весело щебечут. Старожилы говорят: это вам страшно, потому что вы новенькие, а мы через все это уже проходили, нам не так страшно. Хотя такого, как сейчас, конечно, еще не было, это что-то запредельное!

Конечно, хорошего тут тоже очень много, и мы это видим каждый день. Люди активно поддерживают друг друга. На донорских пунктах сбора крови с первых часов конфликта колоссальные очереди. Вот погибла девочка из русскоязычной семьи, солдатка, в семье траур, они всех просили приходить к ним почтить ее память. И вот сегодня отец девочки просил больше не приходить, потому что вчера пришли 700 человек! Вы только вдумайтесь - семь сотен! Такие тут неравнодушные люди…

Было много инициатив принять людей с юга, где совсем опасно. Рассылают форму для заполнения: если вы готовы принять, то сколько человек, с животными или без. В Хайфе в конце октября должны были проходить выборы мэра, а теперь в бывших штабах развернулись пункты сбора помощи, потому что выборы, естественно, переносятся. Ортодоксальные сообщества тоже жертвуют деньги, сами покупают вещи первой необходимости для армии: предметы личной гигиены, белье, продукты. А то, что солдат бесплатно кормят в кафе, - так это тут всегда было. Еще я в сети видела ролик: люди выходят на балкон и поют песни в поддержку армии.

Вчера в городе бесплатно работали музеи, чтобы жители могли как-то отвлечься (кстати, парковки тоже были бесплатные). Это те музеи, в которых есть бомбоубежища. А когда все это только началось, при мэрии открыли кризисный центр. Дали объявление: если кому-то страшно, вы можете прийти и побыть тут. Там укрепленное помещение и народу побольше - как-то поспокойнее, особенно если кто-то живет один. Во всем этом я чувствую большую заботу о людях.

Я подписана на разные городские каналы в телеграме: сейчас все они работают на полную катушку, информируют население о происходящем. Человек, у которого есть мобильный телефон, не остается без поддержки. Есть объявления: собирают донорскую кровь для собак, которые служат в армии, - просто удивительно! Или вот, например, человек ушел воевать, а у него собака или кошка - кто о них позаботится? Тут есть коммерческие организации по передержке животных, всякие выгульщики собак, и вот сейчас они стали предлагать бесплатную помощь: присмотреть за животными людей, ушедших на фронт. Трудно представить себе такое в России… Пару месяцев назад там в одном городе произошло ЧП, взрыв, людям повыбивало окна, так некоторые до сих пор живут с выбитыми окнами, а там ведь уже холодно!

У нас тут неподалеку есть ешива (это такая религиозная школа). И вот мальчики, которые там учатся, очень просят их ускоренно обучить и мобилизовать. Никто не пытается укрыться от призыва в армию, как у нас говорят, "откосить"! И сами люди идут, не дожидаясь мобилизации, потому что это общая беда, и они знают, за что воюют. У нас есть тут один известный раввин - он тоже пошел воевать в горячую точку прямо с первого дня. Ортодоксы приходят в магазин и скупают там все в помощь армии - бутилированную воду, предметы личной гигиены... Потому что сразу было срочно мобилизовано большое количество людей, и на всех, наверное, всего хватает. В интернете есть такой ресурс, где военнослужащие могут писать, чего им не хватает. Вы представляете себе такое в России? Да это бы сразу сочли "дискредитацией армии"!

- В магазинах есть необходимые для жизни товары?

- Вчера, например, я не смогла купить туалетную бумагу. Но это всегда так, в любой экстренной ситуации. И в Европе в ковидные времена люди скупали именно туалетную бумагу, всякие продукты. Позавчера почему-то скупили всю морковку. А все остальное более-менее было. Ну, кур нет: видимо, потому, что вся сельхозпродукция выращивается в кибуцах, а их очень много именно на юге: наверное, сложно сейчас оттуда везти. У меня морозилка забита, но все это бессмысленно, ведь если что-то начнется, то, наверное, выключат электричество, и все это испортится. Нужно покупать консервы, печенье, иметь запас воды. Я на всякий случай зарядила все аккумуляторы.

Писатель Александр Иличевский живет в Иерусалиме. В Израиль он приехал десять лет назад.

- Я живу в районе, который находится буквально на окраине Вифлеема. У меня через дорогу два арабских поселения. Мы и в мирное время довольно напряженно жили рядом с этими соседями, а сейчас тем более. Правда, они довольно тихо себя ведут, но все время приходится помнить об этом. Территориальное расположение - не самое прекрасное обстоятельство, особенно в свете объявленной кем-то из лидеров ХАМАСа погромной пятницы на этой неделе.

Мои соседи по дому, как это тут часто бывает, с опытом военных действий. Недавно я зашел к своему приятелю с нижних этажей и вижу: он разложил на столе свои пистолеты, чистит и заряжает патроны. Я сказал, что теперь знаю, куда бежать за оружием. Шутки шутками, но на самом деле ситуация не очень веселая. Я читаю новости: они ужасающие. Число погибших растет с каждым днем, поскольку многие места погромов оказались заминированными, и, по сути дела, сейчас невозможно добыть оттуда тела. Приходят сведения о сожженных, обезглавленных детях.

ХАМАС все-таки достигает каких-то результатов в плане террора, страха: наше общество сейчас уязвимо. То, что я вижу вокруг, - никто не улыбается. Пока не удается подобрать ко всему этому какой-то психологический ключ. Посмотрим, как это будет развиваться. Сейчас ситуация очень драматическая, горячая, и совершенно невозможно сказать, во что все это может вылиться.

- У вас бывают сирены, тревоги, когда нужно прятаться в убежище?

- Да, разумеется, особенно в первые дни, сейчас их меньше. Сегодня мы спокойно спали. А так были прилеты. Раздается сирена, потом летят ракеты, раздаются хлопки, и тут уже важно исполнять приказания Службы тыла. И в этом плане все ведут себя очень дисциплинировано.

Конечно, тревожит близость Восточного Иерусалима, близость к арабским поселениям, они под боком, и у нас нет системы безопасности, которая отделяла бы нас от этих поселений. Разумеется, есть патрулирование, скрытое наблюдение за происходящим, но я не могу поручиться за эффективность этих вещей, особенно когда наблюдаю ситуацию с прорывом системы безопасности вокруг Газы.

- Там ведь действительно была очень укрепленная стена, очень серьезная защита.

- По всей видимости, перед прорывом сначала была кибератака, которая отключила датчики реагирования. Беспилотниками в первую очередь были уничтожены вышки сотовой связи. Плюс ко всему прочему, был Суккот, когда молодых солдат отправляют побыть дома на время праздника. К тому же в это время силы безопасности были оттянуты к Шхему, где находится могила Иосефа: туда отправились молящиеся. Короче говоря, была дислокация сил безопасности, внимание было отвлечено от Газы.

- То есть время для этой атаки было выбрано довольно хитро и продуманно?

- Я полагаю, да.

- Итак, общее настроение - это по большей части тревога, горе, смятение. Тем не менее, есть свидетельства, что израильское общество, несмотря на все это, ведет себя мобилизованно, четко, дисциплинировано. Вы это наблюдаете?

- Да. Я не могу сказать, что в такое время у нас есть какой-то другой выбор, кроме объединения в действиях. Просто очень подавленное настроение. Объединенность существует, вне всякого сомнения, особенно на фоне предшествующих распрей. У нас же были трения между светским и религиозным населением, причем очень серьезные, но сейчас все про это забыли. Друзья ходили сдавать кровь и насчитали, что среди людей в пункте приема донорской крови половина были ортодоксы. Я вижу, что забрали всех резервистов: какую семью ни возьми, обязательно найдется молодой человек, который отправился либо на север, либо на юг. Все чрезвычайно едины, единые действия очевидны.

- У вас не возникает желания уехать из страны?

- Мое место здесь, в Израиле. Здесь работа, здесь все на свете. Каким-то образом обезопасить семью - да, разумеется. Я думаю, для детей будет вполне достаточно переезда в центр страны.

- Вы считаете Израиль своей родиной?

- Конечно. Многое хорошее, что я в своей жизни видел, со мной происходило именно здесь.

Поэт, литературовед, журналист Евгения Вежлян вчера написала в Фейсбуке: "В женском городском чатике призыв взять постирать вещи солдат. Так - в заботе друг о друге - проявляется "патриотизм". Невольно сравниваю все это с Россией. Что неправильно. Тут все другое… Россия - страна, где человек очень сильно отчужден от государства и связанных с ним событий. Он почти не управляет своей судьбой. Он фактически в руках власти. И в итоге все превращается в идею, в абстракцию, любое отношение становится поводом к принуждению. Тут все находятся в непосредственном соприкосновении, и любое событие сразу касается тебя, входит в твой жизненный мир".

- Мы живем за Иерусалимом, в Маале-Адумим, - рассказывает Евгения. - Это такое место, куда почти никогда не долетает бомбардировка. По крайней мере, старожилы говорят, что только лет 30 назад такое было, а потом уже не было. В субботу у нас два раза срабатывала сирена, но, к счастью, так ничего и не прилетело.

- Как вы провели этот день?

- В субботу был праздник, а мы живем в квартале, специально построенном для религиозных и соблюдающих израильтян. Это не ультраортодоксы, не хасиды, а так называемые "вязаные кипы", тем не менее, тут вся жизнь подчинена шаббатам, еврейским праздникам. И вот был очень большой праздник, Симхат Тора, которым заканчивается Суккот. По шаббатам религиозные евреи не пользуются мобильными телефонами. Они выключили телефоны и всей улицей ушли в синагогу. Я проснулась от каких-то странных звуков, как будто бы гром гремит, думаю: гроза, наверное, наконец-то дождь пошел! Потом открываю Фейсбук и вижу, что совсем это не гром, а нападение ХАМАСа на Израиль. Тут же из Фейсбука мне пишут, что надо поставить на телефон приложение Службы тыла. Я его поставила. И тут же из телефона раздался звук сирены! Я подумала, что, наверное, надо искать бомбоубежище.

Хозяева нашей квартиры, живущие этажом ниже, тоже были в синагоге, и телефон у них тоже, естественно, был отключен. Я вышла на улицу, встретила соседок. Мы с ними общаемся в основном на английском (на иврите я не в состоянии изречь такие сложные вещи). И тут я понимаю, что они не в курсе новостей, потому что у них тоже все выключено. Начинаю объяснять. Соседка говорит: "У хозяина должен быть ключ от бомбоубежища". Я сказала всем взять нужные вещи и сложить в рюкзак, чтобы можно было быстро выбежать.

Потом вернулся хозяин. Я ему тоже все рассказала. Хозяин мне говорит: "Я резервист, пойду в армию". Он открыл шелтер, а там ужасно намусорено, грязно, больше похоже на помойку, и свет не горит (его много лет не использовали). Я говорю: "Надо что-то сделать!". А он: "У нас же шаббат". "Ну, давайте мы это все приберем, у меня муж русский, он может". Он засмеялся, говорит: "Давайте". До сих пор не знаю, как там свет включать, слава богу, у нас есть фонарик. Мы помыли доски, все разгребли. Но, по-моему, этот шелтер все равно непригоден. Правда, с тех пор в нашем городе ни разу не было воздушной тревоги (интервью записано 10 октября - РС). Она была в Иерусалиме.

Вечером мы с сыном принимали участие в конференции Свободного университета, делали там доклады. И тут Ишай, хозяин, мне пишет: "Все, я ухожу в армию". Я ответила, что желаю ему скорей вернуться.

Весь следующий день было напряженно: мы ждали, когда начнется тревога, но до нас все это так и не дошло, и мы уже как-то расслабились. А вчера вечером были рекомендации Службы тыла, что нужно на 72 часа запастись провизией, водой, почему-то обязательно транзисторным приемником. А где его взять, непонятно: тут во всем городе нет ни одного приемника! В магазинах вообще много чего раскупили, не успевают подвозить молоко, иногда - хлеб. Но в итоге все появляется. Никто не голодает.

Но вот что интересно. В России любое такое событие воспринимается как сакральное, где неуместны улыбки, где все упрекают друг друга в том, что они вообще живут. Говорят: смерть - это главное, а жизнь - не главное: как вы вообще можете?.. Израильтяне так себя не ведут. Все тактичны, легки, относятся к ситуации, как к жизненной необходимости, когда надо действовать, и никого ни в чем не упрекают. Тут принято так жить. Здесь гораздо менее токсично в этом смысле, чем в России.

- Вы достаточно недавно в Израиле - почему вы уехали из Москвы?

- Еще 24 февраля 2022 года, когда началась война с Украиной, я поняла, что надо уезжать. Но мы очень медленно собирали документы. Потом начался учебный год, а у меня дипломники - как их брошу? А потом, когда объявили мобилизацию, мы поняли, что медлить уже невозможно, и поехали: через Беларусь, а потом через Грузию уже в Тель-Авив.

- Вас не пугает то, что здесь нередки террористические атаки?

- Нет. Гораздо страшнее государственные репрессии, атмосфера всеобщего страха, доносов: это гораздо сильнее отравляет жизнь, чем то, что время от времени происходит в Израиле. Здесь все равно как-то спокойно. Я доверяю тем людям, которых здесь вижу, и мне спокойно. Страна очень маленькая, я уже очень многих знаю. А чем больше ты знаешь людей, тем более тебе легко и безопасно. Здесь все строится на людях. И когда происходят такие страшные вещи, они не разъединяют людей, как в России, а соединяют. Все начинают друг другу помогать, сочувствовать. Наша соседка как-то увидела в магазине, что мы выбираем вино, подошла и говорит: "Слушайте, у нас есть лишнее вино, мы не много пьем, давайте я его вам отдам". Желание отдать, поделиться тут есть у всех, тебе всегда готовы помочь. А сейчас люди стали еще более близки друг к другу, еще более деликатны друг с другом. И это чувствую не только я, но и мои друзья, живущие в Израиле.

Леонид Жуков, поэт, психолог, общественный деятель из Москвы, полтора года назад переехал в Ашдод.

- В субботу, когда они начали все это дело, с утра сильно бомбило, прилетали ракеты. Я целое утро бегал с чашкой кофе в бомбоубежище. Потом до вечера все прекратилось. Вечером был какой-то один, может быть, залп. Сегодня днем разок стрельнули. До Ашдода не так много долетает, в основном удар идет по Ашкелону из южных городов, соответственно, по границе сектора Газа. Улицы полупустые, советуют не удаляться далеко от дома, чтобы было куда забежать, если начнется стрельба. На пляж не пускают. Мелкие магазинчики работают, предметы первой необходимости можно купить, рынок работает. Зашли соседи, говорят: надо набрать воды на три дня. Я налил ведро воды на случай, если отключат водопровод.

Люди сплотились, много волонтеров, собирают всякую помощь для армии. Очень сильные переживания по поводу убитых: горе, скорбь.

- То есть каждый израильтянин воспринимает это как личное горе?

- Да, конечно.

Есть тревога по поводу того, что ввяжутся еще какие-нибудь силы на севере страны: Ливан, говорят. Сейчас, после выступления Байдена, стало меньше опасений в этом смысле. Крейсер подогнали к берегу, ракеты дают для ПВО, все, что нужно Израилю. Проблема только с самим сектором Газа - что с ним делать?

- Как вам живется в Израиле?

- Мы с женой приехали в конце марта прошлого года, после начала войны в Украине. Уезжать никуда не собираемся. Нам тут дали социальное жилье, сейчас переселяемся в него из съемного дома. Уже более-менее разобрались с медициной, мне даже операцию сделали: поменяли хрусталик (катаракта). Климат, конечно, не очень, жара, сильное солнечное излучение, а все остальное прекрасно.

Мы уехали, потому что просто невозможно стало жить в России. Я пришел к такой формуле: в России сейчас спокойно, но страшно, потому что напишешь что-нибудь, и тебя посадят в тюрьму. А здесь страшно, потому что летают ракеты, но спокойно, никто тебя никуда не уволочет, хоть ты поноси Нетаньяху, где хочешь и как хочешь, никому до этого дела нет, есть более важные дела.

Социолог Виктор Вахштайн сейчас находится в пригороде Тель-Авива.

- В целом, что касается ракетных обстрелов, отчасти благодаря тому, что в Израиле на протяжении большей части последнего времени довольно эффективно использовался "Железный купол", люди привыкли и действуют довольно дисциплинированно. Когда звучит сирена, приходит оповещение, они спускаются в убежища, идут в мамады. Хотя в эту волну, поскольку стреляет не "Исламский джихад", а более мощная и хорошо обученная группировка ХАМАС, "Железный купол" дает куда меньший процент перехватов, ракеты падают, особенно разрушительно - на юге страны, на границе с сектором Газа. В нашем случае при том, что основной удар почти семи тысяч ракет пришелся по центру страны, по Тель-Авиву и окрестностям, здесь падений было гораздо больше. Был прилет у нас в Бат-Яме, по счастью, не в здание, а на парковку, несколько прилетов в других пригородах. Были в самом Тель-Авиве, в здание попал осколок ракеты. В целом это куда менее разрушительно, чем можно было бы ожидать, если посмотреть на цифры и технические характеристики выпущенных ракет.

Есть уже рутинная часть: запасы воды и консервов, дополнительные батарейки, средства подзарядки. К этому все более-менее привыкли. А вот новости, которые мы читаем, особенно после резни в кибуце, где было обнаружено 200 тел, из которых 40 - дети и младенцы, со следами пыток, обезглавленные, подожженные, - это, конечно, настоящий моральный шок. Израильское общество в этом плане реагирует незамедлительно. Например, при попытке призвать 300 тысяч резервистов на многих призывных пунктах количество явившихся было 130-140%, и людей разворачивали, говорили: что мы вас призовем, но позднее. То есть речь не о том, что кто-то сбегает от мобилизации, наоборот, люди стремятся мобилизоваться, сожалеют, что их не могут призвать, на всех не хватит оружия. Параллельно помогают гражданские: посылки в армию, сдача крови. В Израиле происходит очень мощная военная мобилизация.

- Как вы провели эти дни?

- Были обстрелы, мы спускались в убежище. Я, конечно, как многие русскоязычные репатрианты нашего пригорода, отметился попыткой заснять перехват ракет, вместо того, чтобы вовремя спуститься в убежище. Нормальные люди так не делают. Да, запас всего необходимого, бомбоубежище в подвале. Все друг друга уже хорошо знают. Это особый тип израильских разговоров - разговоры в бомбоубежищах, особый уровень коммуникации. Те, у кого телефона не разряжены, в этот момент читают вовсе не про то, куда летят ракеты, это мы и так более-менее знаем, а про опознание тел, про заложников. Это про разницу повседневного и морального.

- Что вам в этой ситуации бросается в глаза как социологу?

- Несколько вещей. Первое - это то, насколько полностью пересобирается в военных условиях вся повседневная жизнь израильтян. Люди очень четко реагируют на сигналы сирен, без паники спускаются в бомбоубежища. Организация поставок гражданских пожертвований, сбор крови - это все очень четко, практически механизированно. Повседневная жизнь, южная, расслабленная, раздолбайская превращается во вполне себе военную, мобилизованную, дисциплинированную, машинного типа. Это удивляет. Это все-таки требует довольно серьезной привычки. Но я здесь живу полтора года, и такая привычка формируется довольно быстро.

Второе - это, конечно, моральная мобилизация. В этом конкретном случае мы видим совершенно немыслимую степень солидаризации. Еще несколько недель назад из-за политических споров, демонстраций, высшей степени недовольства действиями правительства, судебной реформой и так далее, казалось, что израильское общество расколото. Но сейчас мы видим, что никакие расколы уже не важны в ситуации такого морального шока, когда произошли совершенно невозможные вещи. Я сегодня специально посмотрел левые сайты, всех израильских левых публицистов: никто из них не позволил себе высказываний, которые мог бы себе позволить левый публицист. Это абсолютная солидарность.

Это показывает и история с мобилизацией за 48 часов. Как социолог, первое, на что я смотрю, это повседневные практики: как это меняется в ситуации военного времени, как люди трансформируют свои привычки, запускают другую программу поведения, как меняются рамки восприятия. Для Израиля нынешняя ситуация стала моральным шоком. Несмотря на привычку к террористическим атакам, ситуация захвата заложников, убийств, изнасилований, снятых на видео и выложенных в интернет, не оставила никакого места для политических разногласий. Все так или иначе понимают, что этого не должно быть, это должно быть остановлено.

Третья вещь - это то, что называется социальными связями. Происходит стремительное уплотнение социальной ткани, очень мощная солидаризация, очень много взаимопомощи, никому ничего не надо объяснять. Израиль просто на глазах превращается в то, что в социологии когда-то называли "сообществом судьбы", - отмечает социолог Виктор Вахштайн.

А вот что пишет в Фейсбуке поэт Сара Зельцер, тоже не так давно приехавшая жить в Израиль: "Выносила мусор. Молодой парень, сосед-израильтянин, в военной форме, в спешке садился за руль машины. На мгновение мы встретились взглядами. Я словно проводила друга на войну.

…Мне звонят каждый день друзья из разных стран, братья и сыновья. Просят меня уехать. Но мы с Максимом остаемся на маленькой, но очень сильной земле. Потому, что она стала родной. Потому, что верим в победу".
.