Прохладное декабрьское утро. На импровизированной Площади похищенных, где перед зданиями Тель-авивской центральной библиотеки и Музея искусств каждый день собираются сотни израильтян в знак солидарности с семьями, чьи родственники похищены хамасовскими террористами, глава муниципального совета Кирьят-Арбы Элиягу Либман зажигает очередную ханукальную свечу. Рядом его жена Авишаг - она держит большую фотографию сына Эльякима, который тоже удерживается в плену ХАМАСом. Со снимка на меня смотрит юноша с такой очаровательной улыбкой, что от нее невозможно отвести взгляд.
Подписывайтесь на телеграм-канал zahav.ru - события в Израиле и мире
Либман рассказал собравшимся о дедушке, который репатриировался в Израиль в 1940 году и поселился в первом еврейском городе; о матери, которая после Шестидневной войны вошла в число основателей еврейского поселения в Хевроне; о своем Эльякиме, несколько месяцев назад снявшем квартиру в Тель-Авиве... Три месяца назад он, скорее всего, выступал бы в другом месте, и его речь не привлекла бы особого внимания. Но сейчас, на фоне трагедии 7 октября и незатихающей войны с ХАМАСом, она прозвучала как нельзя более актуально. "Нельзя допустить, чтобы вновь повторилось то, что произошло в праздник Симхат-Тора, - обратился Элиягу к присутствующим. - Враг не должен напоминать нам, насколько крепко мы связаны друг с другом".
53-летний Элиягу Либман - мой лучший друг на протяжении почти четырех десятилетий. Человек, которого я люблю и которым восхищаюсь. Он, который вместе со всей семьей горюет по томящемуся в плену родному человеку, поймет, если я скажу, что Эльяким - и "мой" похищенный.
В иешиве "Ор Эцион", в школе-интернате, где мы жили в общей комнате, начиная с 9-го класса, не было никого, кто бы не знал Элиягу. И не только благодаря его успехам в учебе. После уроков день нашего одноклассника делился, как мы всегда шутили, на три части: одна принадлежала волонтерству в машине "скорой помощи" в Кирьят-Малахи, другая - баскетбольной площадке, последняя - сну. Мы нередко сбегали с ним из иешивы, чтобы за ночь пройти 60 километров до Иерусалима или прогуляться по холмам Эйлата.
Когда пришла пора призваться в армию, мы записались в одну роту бригады "Голани", но прежде чем я демобилизовался, он уже был в спецназе, а потом на офицерских курсах. Позже я присутствовал на церемонии обрезания его сына Эльякима в Пещере Праотцов, а несколько лет спустя просидел с ним многие часы, чтобы впервые услышать подробную историю героического боя, который он вел с другими солдатами горькой ноябрьской ночью 2002 года в Хевроне.
Тогда боевики "Исламского джихада" в первые часы шабата напали на жителей еврейского квартала, и в бою с ними погибли 12 израильтян, включая лучшего друга Либмана - полковника Дрора Вайнберга. Элиягу тем вечером сидел за субботним столом, но, прервав трапезу, он, решительный и отважный человек, быстро собрал отряд из гражданских лиц и под огнем террористов организовал спасение раненых. Проведенное по следам нападения армейское расследование показало, что Либман оказался единственным, кто передал ЦАХАЛу точную картину происходящего, за что был удостоен почетной грамоты начальника генштаба.
"Я с детства знаю, что такое террористические атаки и гибель евреев", - признался мне однажды Элиягу. - В 1980 году он, ребенок, стал очевидцем резни в еврейском квартале Хеврона - Бейт-Адаса. - "В субботний вечер мы ждали студентов иешивы, которые должны были вернуться с молитвы в Пещере Праотцов, но по дороге по ним открыли огонь. Шестеро убитых и 25 раненых, нуждающихся в срочной медицинской помощи. Пришли все, кто мог, и я, десятилетний пацан, тоже пришел".
Уже в 15 лет мой друг в качестве волонтера ездил бесчисленное количество часов в машинах "скорой помощи", а ночью возвращался в нашу комнату в школе-интернате и делился своими впечатлениями. Рассказывал о мальчике, упавшем с балкона, о женщине, сбитой на переходе, о реанимации, которую сумел провести перенесшему инфаркт пожилому мужчине. В 23 года он первым прибыл на место теракта, в котором пострадал глава нашей иешивы раввин Хаим Друкман и был убит его водитель Эфи Аюби. Рав Друкман остался в живых благодаря тому, что Элиягу провел ему искусственное дыхание. А восемь лет спустя, в 2001-м, сам Либман чудом остался в живых, когда выпущенная палестинским снайпером пуля, пройдя в нескольких сантиметрах от него, убила десятимесячную малышку Шалевет Паз.
"Я разговаривал с четой Паз, стоящей с ребенком в коляске, когда раздался выстрел, - вспоминал он. - Ицик упал, покатился по земле и закричал: "Ой, меня ранили в ногу". Мы протащили его к армейской позиции, я поднял голову и увидел, как его жена, истерически крича, вынимает из коляски малышку с залитой кровью головой..."
Но еще раньше, в 1998 году, удар обрушился на его семью - террористы убили его брата Шломо.
Пройдя за 26 лет службы все тревожные события в Газе и Ливане, в Иудее и Самарии, на границе с Египтом и Иорданией, Элиягу Либман вышел в запас в звании подполковника, но проблемы безопасности остались в центре его жизни еще на несколько лет: он занимал должность офицера безопасности в еврейском поселении Хеврона. А потом был избран главой совета Кирьят-Арбы.
После "черной субботы" мой друг не раз оказывался в эпицентре общественной бури. С несколькими другими семьями похищенных он четко обозначает позицию, согласно которой с врагом не следует заключать никаких сделок, ставящих под угрозу жизни солдат ЦАХАЛа и наносящих ущерб нашим шансам на победу. И когда ведущий 13-го телеканала Мики Розенталь раскритиковал его в студии за то, что он "принес в жертву собственного сына", Либман взорвался: "Нужно деликатнее разговаривать с отцом, чей ребенок похищен в сектор Газы. Прояви немного больше сострадания. Я не жертвую своим сыном. Мой сын для меня самое главное на свете. Мы не спим по ночам, у моей жены не просыхают глаза от слез. У тебя нет права так со мной разговаривать!"
- Они пытаются представить нас сумасшедшими, - объясняет мне Элиягу. - Это оскорбительно. Мы, члены семей похищенных, находимся в тяжелом душевном состоянии. Точно так же, как мы уважаем и понимаем тех, кто говорит: "Обменяйте всех на всех". Даже если мы считаем, что это может подвергнуть опасности народ Израиля, мы не выступаем против них. Но мы чувствуем, что кто-то ведет против нас закулисную кампанию. Я все время слышу шепот за спиной - мол, нас "подсадили". Словно я в меньшей степени отец похищенного, чем другие. Мы очень хотим, чтобы наши дети вернулись домой, но мы также чувствуем ответственность за весь Израиль. Я получаю много запросов от израильтян и от людей из других стран, которые говорят, что наша позиция их укрепляет. Такие сообщения нам посылают также солдаты из Газы, командиры ЦАХАЛа.
Недавно Элиягу с семьей съездил на несколько дней в Эйлат - "собраться с мыслями", как он говорит. И однажды, когда жена с детьми пошли за покупками, он зашел в гостиницу, где жили эвакуированные из кибуца Нир-Оз. Подошел к первому попавшемуся кибуцнику и попросил рассказать о себе. Тот поведал, что весь день 7 октября вместе с женой и тремя детьми провел в убежище. Они до сих пор не отошли от травмы. Элиягу рассказал ему о похищенном сыне и попросил связать с кем-нибудь из кибуца, у которого тоже похищен член семьи. Ему указали на стоящего неподалеку парня по имени Нир: "Его родителей похитили".
- Я подошел к Ниру, - рассказал Элиягу, - тот взглянул на меня и говорит: "Вы Элиягу Либман, верно?" Я был удивлен. А он говорит: "Когда двадцать лет назад вы были офицером по безопасности в Хевроне, я тоже служил там, и мы пересекались по работе". Оказалось, у нас много общих знакомых. Слава Богу, его мать уже освободили, но отец все еще находится в Газе. Между нами завязалась беседа, и в какой-то момент возникла идея отправиться в Газу и зажечь вместе с солдатами ЦАХАЛа ханукальные свечи - в качестве благодарности за то, что они делают в это нелегкое время для народа Израиля. И мы-таки приехали туда.
Элиягу Либман вырос старшим в семье из десяти детей, а у него самого с женой восемь и уже пять внуков. Эльяким, четвертый сын, работал охранником на фестивале в лесу Реим. Люди, видевшие его в ту субботу, рассказали, что он помог примерно двадцати участникам вечеринки скрыться в близлежащей роще, но потом исчез - вместо того чтобы бежать, повернул назад в попытке забрать тело одной из убитых женщин. Можно представить, что пережила семья Либман, когда ей показали видео, на котором их сына выбросили из фургона, набитого вооруженными террористами, в окружении толп ликующих жителей Газы, и нельзя было понять, жив он или мертв. Через несколько дней родителям сообщили, что анализ, проведенный медицинскими работниками, показал: судя по положению головы и правой руки, Эльяким, скорее всего, жив. А затем пришла третья новость - от службы безопасности, сотрудники которой еще раз проанализировали снимок и пришли к выводу, что на нем запечатлен вовсе не Эльяким, а другой человек. Однако они причисляют Эльякима к похищенным.
- В моей голове постоянно прокручиваются десятки сценариев, самых худших и самых лучших, говорит Элиягу. - В худшем я вижу, как Эльяким борется с террористами, которые пытаются его похитить, и не позволяю себе воображать дальше. В лучшем - он завтра вернется к нам целым и невредимым. И поскольку мы люди веры, я придерживаюсь последней версии.
Два сына и два зятя-срочника Элиягу сейчас на фронте. В начале войны они заполняли социальные сети своими фотографиями, разрисовывали граффити стены в секторе Газы, заверяя Эльякима в том, что едут его спасать.
- Это то, о чем мы даже не говорили, - отмечает Элиягу. - Дети поняли, что им нужно идти в армию, и сделали это. Один из них вел бой в Кфар-Газе уже в полдень Симхат-Тора. Он не знал, что Эльяким похищен, но знал, что связи с ним нет.
24-летний Эльяким планировал изучать юриспруденцию, поэтому несколько месяцев назад снял квартиру в Тель-Авиве. Время от времени он приезжал к родителям в Кирьят-Арбу, особенно на шабат и в праздники. Иногда они тоже ездили к нему.
- Мы сидели в ресторане или гуляли и вели глубокие беседы, - вспоминает Элиягу. - Он очень умный мальчик. Мы часами разговаривали, и он не раз заставляя меня изменить свое мнение.
- Расскажи мне о нем какую-нибудь интересную историю, - попросил я.
- Когда Эльяким был маленьким, - улыбается Элиягу, - я хотел побудить его надеть тфилин и для этого однажды положил в него 200-шекелевую купюру. Утром, когда он пришел со мной помолиться, я нарочно сел от него подальше и видел, как он открыл тфилин, нашел деньги и ничего не сказал. Мне это было странно, но я промолчал. Сказал себе: "По крайней мере, он получит удовольствие от денег". Но на следующее утро я открыл в синагоге тфилин и обнаружил внутри те самые 200 шекелей. Этим Эльяким как бы сказал мне: "Отец, я надеваю тфилин не из-за денег".
Несмотря на тревоги о сыне и всей семье, Либман уже два месяца носится между больницами и домами семей погибших. Посещает раненых солдат, утешает скорбящих. На одну из наших встреч в Тель-Авиве он приехал после того, как побывал у Гади Айзенкота.
- Я был подполковником запаса в бригаде "Иегуда", когда Гади возглавлял дивизию в Иудее и Самарии. Как у всех "голанчиков", у нас много общих знакомых. За день до гибели его сына мы вместе были на встрече семей похищенных с военным кабинетом. Когда встреча закончилась, он подошел ко мне и сказал: "Либман, ты хорошо высказался". Я рассказал ему о том, как мои сыновья сражаются в Газе, а он о том, как там сражается его сын. На следующий день объявили, что сын Гади погиб.
...Решение правительства сосредоточиться, в первую очередь, на освобождении женщин и детей, вызвало гнев во многих семьях. Некоторые заботились о престарелом отце, кто-то настаивал на том, что первыми следует вызволять военнослужащих. У каждого есть свои причины, и для каждого они - самые важные. Когда я спрашиваю Элиягу Либмана, что он думает по этому поводу, он, прежде чем ответить, задумывается. А потом признается: "Если бы моя мама, не дай Бог, была там с моим сыном, и появилась возможность освободить в первую очередь только одного из них, я бы, конечно, сказал, чтобы сначала отпустили престарелую мать. Мы постоянно должны думать о том, что полезно для похищенных, а что призвано лишь успокоить нашу совесть. Иногда мне очень хочется сделать что-то такое, что привлекло бы внимание, но затем я успокаиваюсь и спрашиваю себя, кому это поможет - Эльякиму или моей совести? И этот вопрос мы все должны задавать себе каждый день, постоянно.
Кальман Либскинд, "Маарив"
Перевод: Яков Зубарев