"Хозрим ле-хаим" ("Возвращаемся к жизни") - так называется реабилитационный центр, созданный при больнице "Шиба" в первую неделю войны для восстановления раненных в боях военнослужащих. Сегодня подобные центры действуют и при других крупных больницах страны, и через них за последние месяцы прошли сотни пациентов

- Но наш центр был первым, - рассказывает главврач "Хозрим ле-хаим" профессор Исраэль Давидович. - Уже 7 октября нам стало ясно, что количество раненых в результате новой войны будет так велико, что действующие в стране реабилитационные центры и отделения их просто не вместят. Стало понятно и то, что это будут пациенты с особой спецификой травм и ранений. И оказывать им помощь надо будет как можно скорее, поскольку любой, кто занимается реабилитацией, хорошо знает: чем раньше приступишь, тем больше шансов на то, что человека можно будет вернуть к полноценной жизни. Поэтому уже на второй день войны мы выделили под новый центр пустовавший второй этаж одного из зданий больницы, буквально в несколько дней оборудовали его, обустроили палаты и приступили к работе. Здесь есть все, что необходимо для реабилитации по последнему слову медицинской науки: всевозможные виды физиотерапии, трудотерапия, психотерапия и т.д. Но главное - есть персонал, который видит в своих пациентах героев и работает с огромной отдачей.

Подписывайтесь на наш телеграм-канал: zahav.ru - события в Израиле и мире

В первой палате нас встречают Идан и Авнер. Оба до войны учились на офицерских курсах и уже 7 октября оказались в секторе Газы: Идан в качестве бойца 13-го батальона бригады "Голани", Авнер как командир отделения в спецподразделении "Эгоз". Оба получили ранения в ходе боя в Джебалии. Оба на вопрос о том, как они чувствуют себя в реабилитационном центре, с широкой улыбкой отвечают, что это, скорее, отличный летний лагерь для детей старшего возраста, чем лечебное заведение. Но когда их спрашиваешь, как для каждого началась эта война, улыбка сходит с их лиц.

Для Идана все началось с того, что в субботу утром позвонил отец. Это было само по себе невероятно: отец соблюдает субботу, и то, что Идан отошел от религии, было в последнее время частой причиной их размолвок. "Приготовься! - сказал отец. - Кажется, начинается большая война!" Вслед за этим звонком пришло сообщение в группу батальона в "Вотсаппе": "Спасите! Мы в Нахаль-Оз! Нас здесь убивают! Нам срочно нужна помощь!" С той минуты Идан уже не мог думать ни о чем другом, кроме того, как максимально быстро добраться до Нахаль-Оз.

А теперь можете представить, что чувствовал Авнер, семья которого живет в Офакиме. На тот момент террористы еще действовали в кибуцах, находящихся на расстоянии вытянутой руки от его родного города, а затем и вошли в него. Авнер и Идан слышали, как офицеры курсов говорили между собой, что если террористы будут продвигаться такими темпами, то скоро войдут в Беэр-Шеву.

Утром 8 октября Идану стало известно, что его батальон потерял 41 бойца. Почти всех он знал лично, со многими был дружен. По поводу того, что он должен делать, у Идана вопросов не было: пошел к командованию, чтобы сообщить, что прерывает учебу на курсах и просит отправить в распоряжение родного батальона. Как выяснилось, таких, как он, было много. Да что там много - почти все! Так что из курсантов было решено в спешном порядке сформировать новый батальон "Гефен" и придать его бригаде "Голани". Но сразу бросать батальон в бой не решились, хотя он и состоял из парней, которые уже успели зарекомендовать себя с лучшей стороны. Решили немного потренировать их на базе офицерских курсов.

- В сектор Газы мы вошли только 1 декабря, - рассказывает Авнер. - Сразу же включились в работу, которой хватало. Две недели действовали в Шаати, затем нас направили в Джебалию. Мы взрывали мосты, обнаруживали шахты туннелей ХАМАСа, нашли кучу оружия и боеприпасов, да и боевиков положили немало. На моих глазах были убиты командиры двух наших взводов - Яаков Аялон и Натанэль-Менахем Эйтан, да будет благословенна их память!

- Как вы переживаете такие потери?

- А там ты их не переживаешь, - отвечает Идан. - Просто нет на это времени, нужно выполнить боевую задачу, и точка. О том, кто за день из ребят батальона погиб, а кто ранен, сообщают обычно вечером и уж точно после окончания боя. И опять нет времени для скорби: нужно подумать, кем заменить погибших, сделать выводы из их гибели, чтобы избежать повторения ошибки. Плакать начинаешь, когда тебя выводят из сектора для передышки. Но давайте сейчас не будем об этом, ладно?!

День за днем батальон "Гефен" все больше продвигался на юг Газы и первым вышел к окраинам Джебалии.

- Перед входом в город нам сказали, что в нем осталось много гражданского населения, но не следует думать, что это наивные мирные граждане. Скорее, наоборот: от них можно ожидать, чего угодно, и следует быть к этому готовыми, - продолжает Идан.

- Как можно было говорить такое?!

- Можно. Перед тем, как нам была дана команда двинуться вперед, ЦАХАЛ разбросал над Джебалией листовки, предупреждающие населения, что, мол, к такому-то часу мы начнем артобстрел и затем наступление, поэтому просим мирных жителей покинуть свои дома. Им дали достаточно времени. Так что те, кто остался, сделали сознательный выбор по тем или иным соображениям.

- Как вы были ранены?

- Это случилось на пятый день боев в Джебалии. Раньше тоже не раз были неприятные моменты. Например, в одном из домов я с ребятами столкнулся с несколькими террористами буквально носом к носу. Завязался бой, но, к счастью, тогда все наши остались живы, разве что некоторые ранены. Ну, а хамасовцев мы, разумеется, положили всех.

В этот момент наш разговор на время прерывается, так как в палату проведать раненных пришел доктор Лиран Леви. Один из самых известных хирургов-офтальмологов Израиля, зав. отделением по пересадке роговицы и хрусталика больницы "Шиба", он довольно скоро после начала войны был призван в армию и оказался в Газе в качестве военврача батальона "Гефен". Так что тот бой, в котором были ранены ребята, происходил у него на глазах.

- Как вам служилось? - спрашиваю доктора Леви.

- Замечательно! Почти всем бойцам батальона, включая офицеров, по двадцать или чуть за двадцать, а мне все-таки 47, то есть они мне вполне годятся в сыновья. И временами разница в возрасте очень чувствовалась: я был и жилеткой, в которую можно выплакаться, и отцом, от которого ждут дельного совета, и старшим другом, с которым можно поделиться самым сокровенным. Да и сам я себя именно так ощущал. И даже если был свободен от несения караульной службы, вставал среди ночи, чтобы приготовить караульным горячий чай, проследить, достаточно ли тепло они одеты. И от того, что ребята мне полностью доверяли, становилось теплее на сердце.

- А вы им доверяли?

- Абсолютно! Я видел их в деле и точно знаю: на этих парней можно положиться в любой ситуации.

Постепенно наш разговор возвращается к бою 25 декабря, в котором были ранены Идан и Авнер. В ту ночь им дали задание проверить наличие террористов в трехэтажном доме у дороги, каждый этаж которого представлял отдельную квартиру - подобных домов в Газе множество. Шли в полной темноте, чтобы ничем себя не выдать. Идан, как обычно, впереди - считается, что у него нюх на ловушки, которые устраивают террористы.

- Помню, я вошел в дом, открыл дверь и увидел тянущийся на уровне груди шнур. Первая мысль: где-то здесь мина! Включил фонарик и стал осматривать помещение - лучше выдать свое присутствие светом фонаря, чем подорваться на мине в темноте. Смотрю, это не шнур, а веревка, которая тянется к кровати, а кровать подвешена сплетающимися в паутину веревками к потолку. Что это было такое, я так и не понял, но террористов там точно не было. Поднимаемся на второй этаж, я выбиваю ногой дверь, заскакиваю в комнату, занимаю место в углу, вслед за мной заскакивает напарник. И в этот момент террорист выпускает автоматную очередь мне в ногу. Мы с напарником начинаем стрелять, но остальная группа, которая у двери, стрелять не может, так как мы стоим на пути пуль.

- Ты не почувствовал боли?

- В момент ранения - нет. Я был на адреналине, об этом просто не думал. В общем, начинается перестрелка, и становится ясно, что там не один террорист, а несколько. Уже потом выяснилось, что их там было двенадцать. Комвзвода это понял и дал команду на отступление. Отступали под шквальным огнем, и только когда я оказался за дверью, вдруг ощутил боль в ноге и упал. Встал, сделал шаг по лестнице - и покатился, понял, что не могу идти. Тем не менее как-то выбрался на улицу. Ноги уже не чувствовал, снова упал, но понимал, что надо двигаться вперед. Не знаю, как - врачи в это не верят, но вдруг встал и побежал. Пытаюсь найти какое-то укрытие, но между домом и трассой в 25 метрах от него абсолютно ничего нет, голо! Единственное укрытие - наш собственный огонь: пока мы стреляем, засевшие в доме террористы боятся высунуть нос, хотя время от времени бросают наружу гранаты. Мы стреляли, как обезумевшие, потому что нельзя было останавливаться ни на минуту. Комвзвода тем временем запросил подкрепление - пехоту, танк и, желательно, поддержку с воздуха. И тут ко мне подполз Авнер.

- Я был во второй группе, которая все время оставалась на улице, - вступает в разговор Авнер. - . Увидел, что Идан ранен, попытался ему помочь. Потом понял, что сейчас важнее продолжать бой, дал одному бойцу команду заняться Иданом, наложить ему жгут, пока не подойдет врач, а с другими попытался поближе подобраться к дому. В этот момент я и получил первую пулю в ногу.

Доктор Лиран Леви, как ему предписано уставом, вместе с двумя санитарами находился в 30 метрах за спинами стрелявших. Но услышав, что есть раненные, бросился с санитарами туда.

- Доктор, о чем вы думали в тот момент?

- Да ни о чем не думал, главное было добежать... Хотя нет! Помню, была мысль: "Пусть лишь раненные! Только бы никого не убило!.." Была еще одна мысль - о смерти. Бежать было пару секунд, но они показались мне вечностью. Затем не осталось вообще никаких мыслей, кроме как помочь раненным. Всем моим существом я был врачом. Бой продолжался. В какой-то момент рядом с нами разорвалась брошенная из окна граната, судя по всему, шоковая... Я сейчас рассказываю, и вам может показаться, что все это продолжалось очень долго. На самом деле - минуты. Потом подошло подкрепление и прибыл вертолет, чтобы эвакуировать раненых.

- Лиран - настоящий герой, - спешил добавить Идан. - Он накладывал нам повязки, не обращая внимания на огонь. А пули свистели совсем рядом. У меня к этому времени началась адская боль. Пришлось вцепиться зубами в чью-то рубашку, чтобы не кричать. Нас так учили вести себя в случае ранения - крик может тебя выдать.

Идана и Авнера сначала доставили в больницу "Адасса Эйн-Карем", а уже затем сюда, в центр "Хозрим ле-хаим".

- Замечательное место! - говорит Авнер - Действительно есть все, что угодно для души и тела. Включая йогу, рефлексологию, иглоукалывание. Не думаю, что дома я смог бы так быстро восстановиться. Как в школе было легче учиться, чем дома, так и здесь быстрее выздоравливаешь. Кроме того, вокруг люди, с которыми ты говоришь на одном языке: они пережили то же, что и ты, думают так же или почти так же, как ты, говорят о том, что тебе интересно, так что тут всех понимаешь с полуслова. Это совершенно особая атмосфера.

- Что мне мешает, так это то, что я почему-то слишком медленно прихожу в норму. Все еще не владею ногой, как следует, да и вообще телом, - говорит Идан. - Я ведь всю жизнь занимался спортом - и боксом, и серфингом. Обожаю бегать! И вдруг я не могу самостоятельно надеть туфли и носки, мне помогают. Стыд и позор!

На вопрос о том, чем они собираются заниматься дальше, оба отвечают в один голос, что собираются как можно скорее вернуться на офицерские курсы.

- Я хочу успеть окончить именно на тот курс, который оставил, а затем вернуться в Газу уже офицером. Думаю, смогу успеть, потому что эта война, похоже, надолго! - говорит Авнер.

- Я тоже, как только встану на ноги, вернусь на курс, - говорит Идан. - Вначале думал отложить учебу до конца войны, но наш комроты убедил, что как офицер я представляю для армии куда большую ценность и смогу воевать не только на этой, но и на следующей войне. А войны у нас, чувствую, еще будут. И нельзя допустить, чтобы нас снова застали врасплох. Замечательный у нас был комроты, да будет благословенна его память!

* * *

На просторной веранде реабилитационного центра мы знакомимся с Аароном Брюсом. Он пока не может наступать на ногу, но довольно резво допрыгивает до балкона на костылях. Брюсу 33 года, он боец 9127-го резервного батальона и явно чувствует себя на веранде в своей тарелке - похоже, знает всех, кто сидит за соседними столиками, и время от времени перебрасывается с ними шутками.

14 лет назад Аарон Брюс приехал в Израиль в качестве солдата-одиночки, чтобы отслужить в ЦАХАЛе, а затем вернуться домой в Лонг-Айленд и начать учебу в Нью-йоркском университете. Но, как говорится, человек предполагает... Поселился в Эйн-Геве, поступил в Междисциплинарный колледж в Герцлии, потом приступил к любимой работе в хайтеке, женился на Таль. Сейчас он один из ведущих сотрудников очередного стартапа, имеет прекрасную квартиру в Северном Тель-Авиве и на доисторической родине бывает только по делам.

Когда в Израиле было утро 7 октября, Аарон как раз ехал на важную встречу из Чикаго в Лас-Вегас. Тут позвонила жена и сказала, что в Израиле происходит что-то неладное. Он решил, что ничего страшного; такое уже не раз бывало, вернется - пойдет в "милуим". Но затем во "Вотсапу" стали поступать сообщения от друзей по армии. В общем, пришлось поворачивать машину на полпути, возвращаться в отель и пытаться купить авиабилеты, которых, конечно же, не было.

- На самом деле ничего нового в этом не было, - говорит Аарон. - У нас с друзьями всегда так: вроде бы живешь нормальной размеренной жизнью, все у тебя есть, всем доволен. И вдруг получаешь "цав 8" и через пару часов ты уже просто солдат. Как будто начинаешь жить заново. Но эта война - все же нечто другое. Она очень сильно меняет человека.

- Что ты имеешь в виду?

- Сложно сформулировать... У тебя начинает меняться система ценностей, ты иначе смотришь на мир. Когда мне в начале войны дали краткосрочный отпуск, жена так и сказала: "Ты стал каким-то другим. Вроде дома, но вроде не со мной". А я и в самом деле был не с ней - все время думал, как там наши в Газе. У жены, когда я уходил, было дурное предчувствие, она просила меня не уходить. Тем более что я свою годовую норму по сборам выполнил, и мне сказали, что пока могу посидеть дома.

- Как видишь, она была права. Если бы ты знал, что будешь ранен, пошел бы?

- Что за вопрос?! Само собой! Никто никогда не заставлял меня надевать форму ЦАХАЛа. С самого начала это был мой сознательный выбор. Думаю, любой солдат боевых частей чувствует то же самое. Не то чтобы нам очень нравится преодолевать страх, ощущать прилив адреналина, - нет, это другое. Просто не хочу говорить высокие, пафосные слова, ни к чему. И, кстати, эта война - тоже, безусловно, другая, не похожая на те, в которых моему поколению доводилось воевать раньше.

Как и другие части резервистов, батальон Брюса перед входом в Газу провел подготовительные учения. За это время Брюс организовал сбор пожертвований, задействовал свои связи с американскими коллегами, собрал 300.000 шекелей и купил всему составу подразделения новую форму, каски и бронежилеты вместо старья, которое им поначалу выдали. По его словам, это было потрясающе: пожертвовать хотели абсолютно все. Ему пришлось объяснять, что требуемая сумма собрана, и больше его товарищам ничего не нужно.

В Газу они впервые вошли 30 октября. Входили пешим маршем: шесть километров - и вот они уже на окраине Бейт-Хануна.

- Все же, когда входишь на территорию врага пешком, это иначе, чем на машинах, - говорит Брюс. - Другое ощущение. А первую нашу ночевку в Газе я вообще никогда не забуду. Днем было жарко, а ночь оказалась очень холодной. Промерзли насквозь. Зато потом все пошло, как надо. В нашу задачу входило прочесывать дом за домом, и мы за две первые недели обнаружили шесть террористических шахт, нашли дом видного командира ХАМАСа, обнаружили там карту туннелей, кучу мешков с продуктовыми запасами, на которых был символ UNRWA, документы. Все это, разумеется, мы передали нашей разведке, и там нами были очень довольны.

Потом были бои, и я не мог скрыть гордости за ЦАХАЛ: у нас обычно бывают проблемы с координацией между частями, но тут все работали просто отлично, в четкой слаженности между нами, инженерными и танковыми войсками и авиацией. Все, включая тех, кто участвовал в операции "Несокрушимый утес", говорили, что сейчас мы воюем совершенно по-другому. Я понял, что ЦАХАЛ куда сильнее, чем я думал.

- Расскажи, как тебя ранило...

- Это было уже в Джебалии, где мы продвинулись достаточно далеко вглубь. Нам поступает задание прочесать дом, стоящий напротив школы. Мне это сразу не понравилось. ХАМАС знает, что у нас есть приказ не разрушать школы, поэтому там почти всегда скрываются террористы. Мы стали пересекать дорогу, которая отделяла школу от дома, когда я заметил, что на его крыше засели террористы. И тут вдруг пошел дождь - первый сильный дождь с начала войны. И у меня возникло очень нехорошее чувство. Чувство близости смертельной опасности...

Брюс вдруг замолкает и жадно глотает воздух.

- Если тебе тяжело рассказывать, остановись, - говорю я.

- Нет, все в порядке. Просто вспомнил, какой я счастливчик по сравнению с другими ребятами. В 20 метрах от меня мой командир Омри-Йосеф Давид, как это и предписано протоколом, стал запрашивать разрешение на вход в дом. Пока он ждал ответа, я сказал, что мне совсем не нравится, что школа у нас за спиной. На минуту оглянулся, чтобы посмотреть на здание, и тут раздался выстрел из снайперской винтовки. А когда я повернул голову, Омри упал. Затем упал Ярин, другой мой близкий товарищ. Потом раздалась очередь из "калашникова". Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что террористы стреляют по нам из автоматов с крыши школы, а снайпер засел в одном из классов. Я упал на землю рядом с Омри, увидел, что он тяжело ранен, и решил оттащить его в сторону. Я же не знал, что он уже мертв, я просто никогда раньше не видел мертвых. Потом я пополз к Ярину, но он тоже был убит. В этот момент меня в первый раз ранили в ногу. Через минуту я получил еще одну пулю, затем к ним прибавились ранения осколками гранаты.

Брюс был доставлен вертолетом в Тель а-Шомер, перенес несколько операций и недавно переведен в реабилитационный центр. Чувствует себя, как на курорте, хотя давно уже дистанционно вернулся к работе.

- Да какая работа! - говорит Брюс. - Я привык работать по 13-14 часов в день, а тут все время отвлекают. То друзья придут, принесут пиво, чтобы посидеть вместе и посмотреть баскетбольный матч - благо здесь телевизор размером с экран в кинотеатре. То появятся незнакомые люди с цветами и массой сладостей. Я уже объелся шоколадом и устал отказываться от предложений попробовать мороженное. Такое ощущение, что Бог решил осуществить мою детскую мечту - чтобы вокруг было много-много шоколада и мороженного, и я мог их есть, когда и сколько захочу. Смешно, правда?!

Брюс тоже считает, что медицинский персонал и компания здесь подобралась замечательная.

- Я стараюсь не слушать новостей, да и некогда мне их слушать, - говорит он. - Но поскольку все вокруг слушают, то до меня долетают некоторые сообщения, и я понимаю: вот это - про парня из 12-й палаты, а это про новенького из 17-й. Отключиться от происходящего не получается. И всякий раз болит сердце, когда называют имена погибших. А ведь еще ничего не кончилось!..

Источник: "Маарив"

Перевод: Яков Зубарев