В декабре 1918 года британский генерал Эдмунд Алленби спешился со своей любимой лошади и отдал дань только что завоеванному его войсками городу - пешком вошел в Иерусалим. Этим красивым шагом ознаменовался конец османского владычества над Палестиной - в течение следующих нескольких месяцев контроль над всей территорией перешел от турок к англичанам. Еврейское население Палестины ликовало - и поначалу связывало с британским мандатом огромные надежды на лучшую жизнь.

Не стал исключением и живущий в Иерусалиме музыковед Авраам Цви-Идельсон. Страстный сионист, он верил, что вот оно - зарождение сильного еврейского государства на Святой земле, и задумал создать по этому поводу новую песню. Такую, которую в итоге бы знали - и напевали! - все евреи, испытывая гордость за свою национальность. И у него получилось. Вышедшую из его рук "Хаву нагилу" знают в итоге далеко не только евреи - но слыша ее, все думают только о них.

Процесс создания, пожалуй, главного еврейского хита обошелся без творческих мук. Мелодия у Идельсона уже была: к тому моменту он успел выпустить первый учебник по истории еврейской музыки, но самое главное - несколько томов своего великого "Тезауруса еврейских восточных мелодий". В последнем масштабном труде музыковед собирал нотные записи мелодий, традиционных для самых разных еврейских общин: сирийских, персидских, иракских, берберских и многих других. Тысячи фонографических записей Идельсон снабдил историей их происхождения, пересечением с другими религиозными или фольклорными еврейскими произведениями, а также другими глубокими аналитическими заметками. Нотной базой для "Хавы нагилы" стала в итоге мелодия садигурских хасидов на Буковине - области, за которую на тот момент боролись Австро-Венгрия и Российская империя. Слова же Идельсон взял из библейской главы "Теилим" - псалмов царя Давида. Каждый из двух куплетов в итоге просто повторяется в песне дважды:

"Хава нагила, хава нагила / Хава нагила ве‑нисмеха"
"Давайте ликовать, давайте ликовать / Давайте ликовать и радоваться"

"Уру ахим уру ахим уру ахим бе-лев самеах"
"Просыпайтесь, братья, просыпайтесь, братья, с радостным сердцем!"

Все. Идельсон разделил хасидский мотив на четыре части - написал аранжировку для хора и оркестра - и пустил творение в мир. Сначала песню исполняли в религиозных школах, потом - на свадьбах и бар-мицвах, а с 1920-х песня ушла в мир и особенно прижилась в США. За последующие десятилетия кто только не исполнял "Хаву нагилу" перед многотысячными залами - и Далида, и Кобзон, и Боб Дилан. Но мало кто за эти годы вспоминал про Авраама Идельсона.

Будущий музыковед родился на северо-западе Российской империи - в рыбацкой деревне Феликсбург, расположенной на побережье Балтийского моря. Его отец работал надзирателем за кошерным мясом в нееврейской мясной лавке - и часто водил сына в синагогу. Кантором - то есть человеком, поющим молитвы или повторяющим их напевным речитативом - в том молитвенном доме был Мордехай Рабинович. И вот как Идельсон вспоминал о нем: "Его сильный теноровый голос леденил меня. В нем не было сладости. И я, да и все остальные предпочитали слушать других канторов - Залмана Шохета, Оркина из синагоги Замет. Они были не такими голосистыми, но более приятными. Я и представить себе не мог, что именно Рабинович станет моим учителем".

Долго не хотел представлять это и отец Идельсона - встретив сына по возвращении из литовских иешив, где юноша проучился с 12 по 17 лет, отец долго уговаривал его выбрать интеллектуальную профессию. Но тот отправился в хор к Рабиновичу. Через полгода Идельсону показалось, что он наставника перерос - и принял решение поступить в Кенигсбергскую консерваторию. А еще через несколько месяцев уехал в Лондон, вдохновленный обещаниями глубокого музыкального образования в Еврейском колледже. Из Англии Идельсон бежал почти моментально: "Лучше жить в России - и не дать себе ассимилироваться так, как это сделали евреи Англии".

Дома Идельсон вновь пошел к Рабиновичу. На этот раз он постарался взять от учителя все - поставил голос, научился пению со вздохами, а еще освоил теорию музыки и основы гармонии. Рабинович познакомил его с трудами легендарных канторов - Соломона Зульцера, которого приходили слушать в венскую синагогу Шуберт и Паганини, а также Луи Левандовского и Гирша Вайнтрауба. А еще наставник все-таки открыл Идельсону мир классической музыки - произведения Баха, Генделя, Гайдна, Моцарта, Шуберта и других композиторов. В итоге Авраам решился отправиться на учебу в Европу опять - на этот раз в консерватории Берлина и Лейпцига.

Параллельно с обучением Идельсон работал кантором в немецких синагогах - и вновь приходил в шок от "уровня ассимиляции среди немецких евреев". Не стеснялся он отчаянно ругать и еврейских композиторов и музыкантов - за то, что те "поклоняются европейской классической музыке" вместо того, чтобы интересоваться своим национальным наследием. Неудивительно, что на этом фоне Идельсон, прихватив с собой молодую жену - дочь лейпцигского кантора Шнидера, отправился в Иерусалим. Согласно разным источникам это был либо 1906, либо 1907 год.

В Святом городе Идельсон пришел в восторг от разнообразия синагог - в городе их было порядка трех сотен, и каждая была организована по-своему. Отличались они и песенными традициями. Так Идельсон начал собирать песни разных еврейских общин. Уже через несколько лет его наработки были столь глубоки, что музыковеду помогли основать Институт еврейской музыки и выпустить первый крупный ивритский песенник для школ и синагог. Кстати, соседом Идельсона по Иерусалиму был "отец современного иврита" Элиезер Бен-Йехуда. Это лишь усилило сионистские настроения музыковеда. В журнальных публикациях Идельсон четко озвучивал основные выводы своих изысканий: "Еврейская песня - это народное искусство, в котором нет авторской песни и отдельных композиторов. Композиторы еврейского происхождения не несут в своих творениях ничего от еврейского духа - это ренегаты и ассимилянты, которые ненавидят все еврейские культурные ценности. Ну, а те немногие композиторы, которые остались в лоне еврейской культуры, в основном извратили еврейскую традицию своими попытками модернизировать ее - и очень мало что добавили к подлинной еврейской песне".

В 1914 году Идельсон выпустил в Иерусалиме первый том своего главного труда - "Тезауруса еврейских восточных мелодий". Потом музыковеду пришлось прерваться на службу в армии - началась Первая мировая война, и Идельсона забрали в турецкую армию. Вернувшись, он с двойным рвением принялся за дело - написал и поставил первую еврейскую оперу, основал Музыкальную еврейскую школу и выпустил второй том "Тезауруса". Однако вот тут дело застопорилось. Материала у Идельсона уже было на несколько томов вперед - однако финансировать издательство никто не брался: к сожалению, палестинским евреям в те годы было не до музыкальных копаний - первые два тома "Тезауруса" никто не покупал.

В отчаянии Идельсон обращался даже в Оксфорд - те оценили глубину его исследований, но денег не дали. Опять с англичанами ничего не срослось. В итоге ученый принял предложение от американского Hebrew Union College - там обещали регулярно издавать его работы. Обещание свое спонсоры колледжа сдержали. Оставшиеся восемь томов "Тезауруса" увидели свет в США. Но и Идельсон быстро понял, насколько огромна еврейская диаспора в Америке - и как сильно может быть его влияние на нее.

Вот почему следующие годы Идельсон не только преподавал в колледже, но и ездил по всей стране с "образовательными музыкальными турами". Это были "концерты синагогальных мелодий и современных еврейских народных песен". И вот как отзывались о них в американской прессе: "Мы услышали мелодии евреев Йемена, Южной Аравии - центра, нетронутого другим еврейским влиянием в течение 15 столетий. Мелодии евреев Вавилона - древнего центра с непрерывной традицией со времен Библии. Мелодии евреев Персии и сефардских евреев Ближнего Востока".

Напряженный график подкосил здоровье Идельсона. "В 1929 году я заболел ишемической болезнью сердца и пролежал в постели шесть месяцев, - писал Идельсон в мемуарах. - В 1931 году у меня случился паралитический инсульт левой стороны. Это повторялось несколько раз, так что я больше не мог преподавать, писать, двигаться и много читать. Совет колледжа назначил мне пенсию на всю оставшуюся жизнь. Я ничего не могу делать, кроме как тратить время на размышления". Тем не менее в 1937 году Идельсон отправился в ЮАР - записывать музыкальные традиции евреев Йоханнесбурга. Там он вскоре и умер.