Наше счастье всегда в полете.
Нет гнезда у него, только крылья.
Поль Элюар

В нем есть нечто трогательно детское. Даже нежное. И одновременно он собранный, волевой, точно знающий, чего хочет достичь. Игра в театр (жизнь в театре!) стала его судьбой - и менять курс он не собирается. Так вышло, что Ноам Франк уже давно связан с театром "Гешер". В прекрасном детском спектакле "Странствия Одиссея", который в "Гешере" поставила Шир Гольдберг, он играл мальчика Таля, который открывает Книгу. То есть книгу про Телемака, который ждет своего отца Одиссея из странствия. Таль ждет отца из командировки. И, пока ждет, уплывает в миры Гомера. Чудесные миры.

Когда Ноам играл Таля, ему было девять лет. Участие в спектакле стало для него большим событием. Определило жизненный вектор. Потом были съемки в рекламе, на телевидении, спектакль "Кто со мной". И еще роль, о которой мечтают все или почти все юноши, вступающие на театральные подмостки. Роль трагичного веронского любовника Ромео…

И вот теперь - первый режиссерский опыт. На афише значится: "Режиссер Ноам Франк". Спектакль "Публичные извинения".

Пьеса в гешеровском "Ангаре" звучит и воспринимается, как нечто сказочное. Почти еще ребенок - и уже режиссер в серьезном репертуарном театре, одном из самых значительных в стране. Такой опыт - подарок судьбы.

Беседую с этим вундеркиндом, задаю свои вопросы - и слышу в ответ речи совершенно взрослого и серьезного собеседника… Вовсе не мальчика.

Спектакль в "Ангаре" получился, как мне показалось, злым, глумливым. Раскованным до неприличия. Актеры, молодые и талантливые, ведут свои рассказы ярко и темпераментно. Стиль, режиссерский почерк - смелая провокация. Пьеса обличает и азартно скандализирует.

Можно ли получить от спектакля спокойное удовольствие? На мой взгляд - нет. Идти ли в театр, смотреть ли это краткое и эффектное действо, это варево режиссера-Икара и динамичных актеров? Безусловно да! Спектакль обжигает. Раздражает. Словно открылись, с шумом и лязгом распахнулись дверцы какого-то потайного ящичка - и долго сдерживаемые эмоции, мысли, порывы зазвучали и всколыхнули обескураженный зал… Идите, непременно посмотрите - и нечто неопровержимо новое, свежее откроется вам в "Ангаре"…

Мы начали беседу с Ноамом Франком точно в назначенное время, ни минутой позже - и я понимаю, что пунктуальность и дисциплина тоже несомненные и важные качества талантливого юноши.

- Ваш папа - знаменитый актер Гиль Франк. Его влияние на вас в выборе профессии оказалось решающим?

- Я всегда был в театре. Сколько себя помню. В зале, за кулисами. Всегда думал о театре, вдохновлялся театром. И ни папа, ни мама, которая у меня тоже - человек искусства, не направляли меня, не воздействовали на мои интересы. Я все решал самостоятельно!

- Бывая в театре, впитывая его воздух и душу, вы, наверняка, видели его жестокость, видели обиды, провалы, слезы… Это не охлаждало любовь и интерес?

- Видел. Конечно. И - нет, мой интерес к театру ничто не изменило! Ведь и в любой другой профессии есть слезы, встречается несправедливость. А театр может влиять на всех людей и даже на устройство мира; он способен воспитывать вкус, душу, личность…

- Почему и как возникла мысль поставить "Публичные извинения"? Чем эта пьеса вас вдохновила?

- Я на каком-то этапе понял, что хочу ставить, что могу и буду пытаться это делать, и искал пьесу. И мне попалась пьеса американца Джона Конелли. У нее длинное название: "Публичные извинения по поводу того, что случилось в школьном туалете". Я прочел пьесу, она меня очень взволновала. Я представил себе, как мы будем это играть. Театр поддержал. У меня прекрасные, одаренные актеры - это молодая труппа "Гешера", студийцы. Все они одержимы театром, все - мои друзья и единомышленники. Самому младшему в актерском составе семнадцать лет, самому старшему двадцать три года…

- Генеральный директор "Гешера", императрица, блистательная, сильная и строгая Лена Крейндлина. Ее многие побаиваются…

- …Иначе бы она не смогла, не выдержала бы все испытания, которые выпадают театру - если бы не была сильной…

- Согласна! Как у вас складываются отношения с госпожой Леной Крейндлиной?

- Я вырос в этом театре. Так вышло, что для меня "Гешер" всегда был домом: теплым, добрым. Лена для меня - родной человек. Очень дорогой, близкий. И она ко мне, как я думаю, относится так же.

- Чем занимается восходящая звезда израильского театра в свободное время? Что вас занимает, кроме театра?

- Очень нравится ездить в другие страны. И смотреть, какой там театр…

- Значит, театр - всегда, всюду? Именно это для вас самое интересное?

- Да. Можно сказать, что это так.

- Какие театральные работы в последнее время вас сильнее всего впечатлили в Израиле?

- "Розенкранц и Гильденстерн мертвы"! Хотя могут сказать, что тут я слегка необъективен… Ведь это спектакль "Гешера", и в нем играет мой папа. И я, безусловно, патриот "Гешера". Но именно этот спектакль, вне всяких личных пристрастий, меня поразил! И мало что может сравниться с тем, как он на меня подействовал! Я увидел почерк и мысль великого Евгения Арье, режиссера, с которым я имел счастье общаться, разговаривать… И форма, и театральный язык в этом спектакле - находки, открытия. И актерские достижения - непостижимая высота! А среди всего прочего, что я видел в театрах Израиля в последнее время, меня впечатлили два спектакля, и оба поставлены в театре "Тмуна"…

- … Я, кажется, знаю, о чем идет речь…

- Это "Шмуэль" и "Антигона".

- Да. Так я и думала…

- Спектакли очень острые и современные.

- Кто из сегодняшних режиссеров в мире, в Европе, вам кажется провозвестником новых театральных путей?

- Мне кажется интересным и новым все, что делает Ребекка Френкель. И еще очень восхищают работы Томаса Остермайера. Я видел его постановки в берлинском "Шаубюне".

- Существует ли жизненное правило, боевой девиз, которому следует молодой режиссер и творческий человек Ноам Франк?

- Возможно, позже появятся еще какие-то. Я буду расти, и будут меняться правила. А пока главное - не останавливаться!