Zahav.СалатZahav.ru

Суббота
Тель-Авив
+15+11
Иерусалим
+13+7

Салат

А
А

Сад в "Белом театре"

Никто до сих пор не находил в пьесах Чехова или Тенесси Уильямса, в прозе Гоголя то, что умеет найти Кайт. Это даже иногда раздражает: как же это?

21.04.2024
Лев Гельфанд

Режиссер Миша Кайт - яркое явление на общем фоне современного театра. Его безоглядная смелость и радикализм, способность читать драматургию так, как только ему свойственно, - напоминают безошибочные движения Вольфа Мессинга, вскрывающие тайное. Никто до сих пор не находил в пьесах Чехова или Тенесси Уильямса, в прозе Гоголя то, что умеет найти Кайт. Это даже иногда раздражает: как же это? какими незримыми прочными нитями и почему у него связывается сценическое действие? и каким образом оказывается убедительным и разумным то, что на первый взгляд не может, не должно таковым быть?..

На сей раз эксцентричный режиссер-конструктор Кайт преподнес зрителям последнюю, самую загадочную пьесу Чехова. И позвал публику в свой "Белый театр", в свой "Вишневый сад".

Подписывайтесь на наш телеграм-канал: zahav.ru - события в Израиле и мире

…Свет и цвет созидают на сцене скульптурный, тревожный, безраздельно западающий в зрительские души осколок мира. Банки с чем-то алым; их много, они громоздятся на столах. Из них едят. Между ними танцуют. Их разбрасывают. Зритель начинает подозревать, что вишневый сад уместился в этих банках. Они и есть тот сад, который мог бы принести 25 тысяч годового дохода, - но только если бы его вырубили, а на его месте построили летние домики, которые сдавались бы в аренду.

Столы - почва. Банки - продукт цветения. Мы знаем точно, что площадь сада 11 квадратных километров. Вот и банок много. Они яркими кораллами вспыхивают в затейливо выстроенном освещении. И это - один из главных, многозначных и эффектных ходов режиссера.

…Семья ищет выхода из финансовой пропасти. Ищет как-то лениво, инфантильно. Смехотворно. Будто на самом деле не хочет найти. Просто ждет чуда, волшебного наследства, знака свыше.

Любовь Раневская (в этой роли разноплановая, интересная Валерия Буздыгар) - сентиментальная, влюбчивая, добрая, непрактичная до глупости. До идиотизма. Хохочет надрывно, будто сквозь истерику, сквозь плач; азартно и обреченно шлепает в огромных сапогах по лужам. Пьет шампанское. По сути - она никого не видит, кроме самой себя, своей печали и беспомощности. Тупик - вот ее постоянная, неизменная ситуация. Безысходность. Но актриса увлекает, побуждает ей верить.

Режиссер сократил персонаж Епиходова, - того, который "двадцать два несчастья", и будто распределил его характер на всех прочих действующих лиц. Приемная дочь Раневской Варя, "на монашку похожа", - тупо, механически трудится, и только постоянной работой закрывается от сложностей жизни. Актриса Евгения Итина в этой роли органична, нигде не пережимает, не стремится солировать. Ее героиня спокойно и деловито старается поддерживать порядок, равновесие. И терпит крах. Во всем. И в этом своем трудолюбии, и в том, что Лопахин, в которого она влюблена, так и не делает ей предложение руки и сердца…

Аня, родная дочка Раневской, - та, у которой "брошка вроде как пчелка", -ребячески фантазирует. Актриса Диана Флеер здесь энергично и правдиво выражает совершенное бессилие при внешне горячем желании сделать в жизни что-то хорошее. Потом. Не теперь. Когда-нибудь. И это выглядит искренне, грустно и очень понятно…

Петя Трофимов (его достоверно играет Иван Забашта) - вечный студент, будто застывший на одной из ступеней образования, будто живущий вне времени. Он молод - и бескрыл.

А Гаев (в этой роли Борис Плаксин) - нелепый, ребячливый, с мученической гримасой на лице. Этот персонаж активно ищет себе занятия, но они оказываются глупыми и бессмысленными. И когда рыбу ловит, и когда предается демагогии.

Демагогия - это вообще отличительная черта подобных людей. Для них характерно бездействие. И постепенно, медленно и подробно спектакль показывает зрителям, как это трагично и даже губительно.

Лопахин - самый состоятельный из персонажей; он достиг богатства, вырвавшись из нищеты, Он умен и расчетлив. И при этом буквально боготворит, всем сердцем любит Любу Раневскую. Но - ничего ей не говорит про свои чувства. "А счастье было так возможно"… Но им - всем вместе и каждому в отдельности - не суждено счастье.

Мишель Иоффе в роли Лопахина был очень хорош. Литературоведы пришли к выводу, что Лопахин - это "альтер эго" самого драматурга Антона Чехова. Потому что схожи личные истории: дед Чехова был крепостным, отец стал лавочником, довольно жестоким и не проявлявшим к сыну сердечного тепла… Но Лопахин - единственный и в пьесе, и в спектакле герой, который неуклонно идет вперед, движется к успеху. Он достоин уважения, и трудом заслужил свои победы. Не уверена, превратит ли Лопахин пустошь, оставшуюся на месте вырубленного сада в местность, где будет царить благоденствие. Но он - как Макмерфи, герой романа Кена Кизи - хотя бы пробует…

Я смотрела спектакль с огромным интересом, и вдруг поняла, что все то, о чем ведет рассказ театр, очень касается всех нас. Ладно, не стану лихо обобщать - это спектакль и про меня. Про постоянную пустоту и периодическое отчаяние. Про горькое и тупое нежелание менять профессию: как же, я ведь элита, музыковед-профессионал; ну и что, если не могу заработать себе на жизнь?.. Буду еще ждать чуда или знака свыше. Все как-то устроится. Ведь все разумное действительно, а действительное, как правило, разумно.

И еще я понимаю, что гениальный Чехов писал не только про Россию и русских. Что все его маленькие герои, страдающие и пассивные, запертые в клетках своих истекающих кровью душ - это и мы все, и наш огромный, неблагополучный, словно выставленный на аукцион мир.

Герои спектакля бегают по узкому пространству между столами с серебряным полотнищем, на котором написано вишневым цветом "Весь мир наш сад". И Раневская оказывается в поезде, который сжимает ее, давит стенками, как капкан. И Шарлотта (тонкая, мастерски осмысленная работы актрисы Дарьи Глобенко) - женщина-цирк, фокусница, таинственная инопланетянка, подает команды свистком. Она говорит на всех языках, подчеркивая универсум, всеобщность жизни.

По жизни семьи, по ее несчастливой судьбе, над всеми банками с вареньем проходит маленький гроб, в память об утонувшем мальчике Грише. У меня ком стоял в горле в этом эпизоде спектакля…

Чемоданы, разнокалиберные, для каждого персонажа в его индивидуальном стиле, будто отражения характеров, высятся башенкой. И музыка, как хрустальные капли дождя, падает и ложится на сад и на дом.

Режиссер наполняет свою версию последней пьесы великого драматурга бесконечным потоком деталей, символов и загадок. Он не скован никакими правилами, не связан никакими клише. Временами его свобода и эксцентричность казались мне чрезмерными. Как звучащая в финале песня Юрия Антонова "Крыша дома твоего", которую поют Варя и Аня. Или как стихи Ахматовой в этом спектакле. Или как чтение Лопахиным монолога Нины из чеховской же "Чайки"…

Но весь театральный эксперимент безусловно приковал мое внимание и заинтриговал. Творческие поиски режиссера заслуживают огромного уважения. Михаил Кайт во всем следует своим принципам. Если ему говорят, что спектакль чересчур долгий - он смотрит внимательно и даже соглашается. Но ему нужен именно этот, непременно такой формат - и зрители идут за ним, как дети за флейтистом.

Эпатаж - тоже характерный элемент режиссерской манеры. Так, из темноты, из клубов дыма или просто со ступеньки произносит свои реплики человек с набеленным лицом. В костюме, который ему явно велик. Это как будто - немного - сам Чехов, рассказывающий о себе, о работе над пьесой, о своей уходящей, завершающейся жизни. И одновременно это наивный дух лицедейства, который ведет свою игру, свой спектакль. Дана Кучеровская в этом образе загадочна и деликатна. В финале она вытащит маску с белым париком. Наденет. И станет Фирсом. Которого нет в версии Кайта, которого "забыли". И все участники выйдут к воротам, - или что там изображают составленные перевернутые столы, на которых написано: "Закрыто". И напишут названия городов, из которых они приехали. Актюбинск. Москва. Минск. Тбилиси. Санкт-Петербург...Такой огромный сад.

Блестящим аспектом зрелища, убедительной и важной его художественной составляющей стал свет.

Волшебники Инна Малкин и Миша Чернявский словно свивают световой кокон, который превращает обычные предметы в арт-объекты. Вся сцена - то черная, то зловеще-алая, то трепетно-розовая - будто еще одно действующее лицо. Живой и мудрый персонаж, перед которым зритель замирает с восторгом.

"Последняя пьеса А. П. Чехова" - спектакль-раздумье. Спектакль-вызов. Самостоятельное, амбициозное, энергичное театральное высказывание. По поводу всех нас. В честь и с помощью великого Чехова.

Читайте также

Комментарии, содержащие оскорбления и человеконенавистнические высказывания, будут удаляться.

Пожалуйста, обсуждайте статьи, а не их авторов.

Статьи можно также обсудить в Фейсбуке