На презентацию театра Fulcro я пришел по приглашению режиссера Даши Dasha Shamina, с которой познакомился случайно - разве что эффект бабочки - буквально за день до того. Атмосфера в помещении ArtFabrika была приятная, много красивых лиц и фигур, особенно у актрис. Впрочем, и гости не подкачали.

Да и говорили представители театра со знанием дела и по существу. А украшением вечера была ведущая Даша, изысканная и прекрасная как внешне, так и внутренне.

Все было хорошо, пока кто-то из пришедших не заговорил о диктатуре, фильме "Джени́н, Джени́н", снятом в 2002 году израильским режиссером арабского происхождения Мохаммедом Бакри, и последующих событиях. Мне показалось это, мягко говоря, неуместным, и я тоже взял микрофон, тем более что, если уж и говорить, то хотя бы два мнения.

Прежде всего, конечно же, сделал комплименты театру, выступавшим и организаторам презентации и пожелал успеха. Хотелось бы, чтобы они жили, творили и почувствовали себя, как дома. И, кто знает, сделали бы наше общество еще лучше.

Что касается Дженина, я попытался отреагировать деликатно, не вдаваясь в подробности происходящего там, и рассказал историю, связанную с театром и опубликованную в фейсбуке 21 августа "Политкорректность & The Human Scale". А на самом деле это глава из моего мемуара "Три жены тому назад, или Cabernet Franc". В сокращенном виде это выглядит так.

"И я пошел посмотреть в Камерном театре единственный моно-спектакль The Human Scale (Цена человеческой жизни). Автор и исполнитель Lawrence Wright, лауреат Пулитцеровской премии, пытается понять, какова цена человеческой жизни.

Речь идет о том, сколько палестинцев, включая оголтелых террористов, должен будет выпустить Израиль в обмен на своего солдата Гилада Шалита. И все это на фоне сравнения двух цивилизаций, еврейской и арабской, начиная с зарождения и до наших дней, и того, что они дали миру.

После спектакля состоялся политкорректный Круглый стол, в котором приняли участие несколько заявленных участников, а затем и прием с коктейлем…

И там я поговорил и с автором Лоуренсом Райтом, и с Оскаром Юстисом (Oscar Eustis), директором Public Theater, в котором впервые был поставлен спектакль, и со стоящим рядом драматургом Иегошуа Соболем. И сказал:

- Со всем уважением к проделанной вами работе, к историческому анализу, уходящему назад в тысячелетия, стремлению к сбалансированной подаче материала, когда речь идет о ни в чем не повинных жертвах, и желанию быть объективным, позволю себе задать вам вопрос: "Вот вы показываете спектакль в Тель-Авиве по приглашению Камерного театра. А приглашали ли вас в Газу?"

Наступила неловкая пауза, а за ней ответ:

- В Газу не приглашали. Мы должны были выступить в театре Йерихо, но нам позвонили и рекомендовали не ехать туда, так как незадолго до этого в Дженине был убит главный режиссер театра Джулиано Мер-Хамис.

И всем присутствующим стало как-то неловко, и они опустили глаза".

Порой я вспоминаю Печорина: "Мне стало грустно. И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошел ко дну!"

Вот и на вечере я подошел к девушке после выступления и спросил, не ощутили ли неловкость присутствующие от моих речей. И увидел ответ на ее очаровательном лице…