Такие люди, - где и как бы они не проявили себя, - оказываются в глазах широкой, но неосведомленной публики символами игры страстей, притчей во языцех. Их судьбы представляют собою сочетание трагического и жертвенного. И при упоминании их имен посторонние, обыкновенные люди вспоминают о слышанных или прочитанных где-то историях, в которых правды не больше, - но и не меньше - чем в пропагандистском выпуске телевизионных новостей. Героиня спектакля, о котором идет речь, именно из такого ряда: душа возвышенная, артистическая и обреченная. Это Айседора Дункан. И разговор, и спектакль - о ней.

Из бледного раннего вечера - с осколками огней, торопливыми шагами, смутными очертаниями светлых тель-авивских зданий и темных кустов - нырнуть в зал, очень симпатичный, вознесенный над плитами двора лестницей за кованой решеткой. С белым бальным узором окон маленького фойе. Театральный зал и в самом деле хорош. Он оснащен совершенно дивными, на мой вкус, креслами. И здесь наверняка можно приятно провести вечер, оторвавшись от сиюминутных забот, вне бытовых проблем, в другой реальности. В мире с собой, любуясь незнакомыми актрисами, в ореоле света, который льется в самую душу мирно и завораживающе…

Это происходило на территории международного центра танца Сюзан Далаль, на сцене зала Йорама Ерушалми. В удивительном мире - созвездии сценических искусств. Многие зрители, пришедшие на спектакль, поставленный на русском языке, почти ничего не знают об этом уникальном месте, об его истории и славе. Мне хочется рассказать каждому зрителю о Яире Варди, о проходивших здесь авторитетных мировых фестивалях, о крылатых легендах этого белого архипелага израильского танца. О Михаиле Барышникове, который здесь прожил-выдохнул крымовский спектакль "В Париже", поставленный по Владимиру Набокову… Но все это к нынешнему вечеру не относится.

А театральный вечер зовет, и минуты падают в вечность гладкими быстрыми бусинками. Белые здания-корабли сказочного района Неве-Цедек, луна и яркие букеты цветов в руках гостей спектакля - плывут к моменту начала. Вот организаторы попросили отключить мобильные телефоны - эти карманные монстры просто захватили человечество в плен, и мы стали их рабами, и сидим в них, как сказочный джинн в своей тюрьме-лампе.

Альков-сцена оживает. И зрители узнают силуэт танцовщицы - женщины, которой хотелось быть не такой, как все прочие танцовщицы и женщины. В этом театральном рассказе, поставленном режиссером Виталием Новиком, публике предстоит узнать много нового и вспомнить когда-то прочитанное. События сюжета связаны с мировой культурой и с персональной историей нескольких популярных в прошлом авторитетных людей.

Название спектакля "Жрица двух богинь" показалось мне несколько высокопарно-абстрактным. Но абстрактная судьба мгновенно превращается в конкретную. Мы сразу попадаем на трагичный, недобрый, гибельный для обоих эпизод: размолвку Айседоры Дункан и Сергея Есенина. В шум, свалку, грозу. Есенин хулиганит. Поэт ломает и крушит. Бьет кого-то. Почему? Так уж он устроен. Так он выплескивал азарт и тоску. Говорят, Есенин был бедой и мукой для всех своих женщин, но для Дункан он становится еще одной ступенькой на эшафот. Стук, звон разбиваемого стекла, крик. Конец - начало. Пролог - эпилог.

Когда-то она заворожила этого королевича. Славой, вымыслами, богатством. Глазами, которые как написал Анатолий Мариенгоф, были словно "блюдца из синего фаянса". Она не знала русского, он не говорил ни на каком другом языке, кроме русского. Дункан вышла за него замуж. Она впервые в своей большой и совсем не идиллической жизни, стала женой. Расписалась с поэтом в московском ЗАГСе.

…Карамель луча и три вертикально свисающих полотна (синее, красное, дымчатое) - создают впечатление алькова. Кресло, столик с бутылками, которые поблескивают на свету. В правом углу - коврик. Или это плед, как для пикника на природе? Альбом, книга… Скажу сразу, что именно свет (автор светопартитуры - кудесник, мастер Миша Чернявский) создает в спектакле глубину, рождает атмосферу и колдовской колорит.

Айседора Дункан рассказывает о себе. Точнее - две Дункан рассказывают, беседуют. Исповедуются. По замыслу режиссера, Айседору играют две актрисы. Поначалу мне было не очень ясно, почему так. Дункан и ее дневник? Дункан и ее внутренний голос? Две стороны одной личности?

Диана Флеер и Надя Бахман. Они вместе - Айседора Дункан. И они раздваивают, разрывают и собирают заново этот душевный узор, эту мерцающую палитру таланта и судьбы. Неуловимый всплеск шарфа вел с женщиной диалог. И в итоге утянул ее в пропасть, во мрак. Мрака было много в ее жизни: смерти троих детей, крах любовей, в которые она верила, с которыми взлетала и кружилась ее душа.

Актрисы танцуют. Простенько, делают незамысловатые движения. Будто телами наигрывают мелодию, напоминающую о знаменитой королеве "босоножек", бунтарке - противнице балетной муштры и скованности тела, свободной и шокирующей мир актрисе собственного театра танца. Она всегда шла по тонкому, гибельному льду.

Поэт Вознесенский однажды сказал, что Плисецкая - Цветаева балета. Ее ритм "крут, взрывен". Точно и яростно сказано. Цветаева - Дункан поэзии. Она вся - плоть, широкое дыхание, боль и взрыв. Я думала об этом, пересматривая нисколько не потерявший со временем красоты и завораживающей, победной прелести балет-монолог Майи Плисецкой "Дункан". В танце и в жизни Айседора была одинока, отважна, субъективна до вызова, до шока, до эпатажа. Ее идеи, творческие мысли и жизненные утраты вызывают у меня одновременно и несогласие, и сострадание. И этот спектакль, который трудно, драматично рождался - и пока еще следует тернистым путем становления, рождения! - показался мне и субъективным, и мучительно-трагичным.

...Шарф, обвившись, сломает ей шею. Тот шарф, который она так любила. С которым не расставалась. Как крыло Психеи. Крыло бабочки, женщины в полете. Как кровавый отсвет коммуны, символ борьбы за нечто, чего в жизни не бывает.

Музыка - от Массне, через Шуберта и Шопена, лучшая музыка в мире - убаюкает, утешит, вырвет из повседневности, отвлечет от забот и толкотни банальной серой жизни. Эхом чужого горя, чужой великой боли отзовется спектакль в душе.

Спектакль отзвучал. Иссяк. И зрители вышли из зала в густой плащ ночи. Смотреть ли, спросите вы меня? Идти ли на слитный монолог двух актрис, спаянных в один взмах крыла? Я отвечу так: мы все так непохожи, мы все так разделены, что совет - пустое дуновение, песчинка на ветру. Решайте сами. Мне было полезно.

Дополнение от автора. Виталий Новик хочет создать новый театр. Уже создал. Денег нет. Ни от кого, совершенно. Он мечтатель, этот Новик. Но мечтатели нам необходимы. Без них - грустно…