Ветер рвал с прохожих платки и шапки, выкручивал зонты. Дождь то собирался пролиться штормом, то ограничивался холодными бурыми каплями, оставляя сырые разводы на неровной мостовой. И лишь вода фонтана активно журчала, издавая лицемерный стеклянный смех. Андрей Брук вынырнул из серо-фиолетового ветреного будня и возник в дверях кафе, где я ждала его, чтобы взять интервью.

Художник, педагог, исследователь изобразительного искусства Андрей Брук - человек яркий. Наш разговор с ним должен послужить увертюрой к интересному событию, к встрече в пространстве красоты и творчества.

14 февраля, в рамках культурного проекта "Arteria", в зале "Аудиториум" дворца культуры "Гейхал ха-Тарбут" Ришон ле-Циона состоится арт-утренник, на котором Андрей Брук представит свою авторскую уникальную программу "Место художника в обществе".

Каждый, кто знает Андрея Брука, может подтвердить: формулировка, служащая названием программы в зале "Аудиториум", лишь частично отражает весь спектр интересов, масштаб дарований и объем творческих поисков этого одаренного человека. В Андрее меня удивляет и восхищает его постоянная готовность к творческому эксперименту.

Впечатляют его интеллект и разработанный им революционный оригинальный подход к преподаванию живописи, который позволяет всем желающим успешно заняться этим видом искусства. И его, Андрея, живопись-изыскание. Уверена: предстоящая встреча погрузит аудиторию в мир загадок и отгадок, в изыскания по поводу расшифровок знакомых сюжетов, в хай-тек ХV века.

Он усаживается передо мной, и наша беседа, приправленная тихим шелестом музыки, создающей уютный фон, неторопливо течет в декорациях стаканов-стекляшек, цветных кремовых шапок-тортиков и столиков-игрушек.

- Андрей, твой монолог о живописи - не совсем обычный формат; это очень интересный творческий и просветительский опыт. На твой взгляд, какое место отведено живописи в обществе? Она необходима? Ей следует уделять больше внимания?

- То, чем я занимаюсь каждый день, убеждает меня, что каждый человек стремится к творчеству. Каждый человек испытывает желание рисовать, может рисовать и по-своему умеет рисовать… В любом из нас существует это страстное стремление. Если вспомнить латынь: слово "mania" означает "влечение, страсть".

- Поэтому и стремление можно назвать маниакальным? Условно, конечно.

- Да! Страсть, которая до поры до времени таится внутри! Ведь когда идет выбор жизненного пути, когда человек определяется с профессией, от него требуется узкая специализация. Профессионал может избрать для себя только один магистральный маршрут. Например, музыка, или бухгалтерия, или инженерное дело. Что-то узконаправленное. Но вот он выходит на пенсию - и у него начинаются проблемы. Он не знает, чем себя занять. Не знает, к чему стремиться. И тогда он приходит ко мне. А я говорю: "Пожалуйста! Каждый может созидать и творить. Люби себя - и все получится!" И получается! Люди, у которых нет никаких специальных знаний в живописи, абсолютно никакого искусствоведческого фона, отдаются свободному творчеству! Причем они охотно занимаются не один раз в неделю, а два раза и даже три-четыре раза в неделю.

- Сколько же у тебя было учеников за все годы работы?

- Трудно сказать точно… Около тысячи. Я ведь почти тридцать лет работаю. Если у человека потребность существует, если есть внутри тяга, пусть даже на подсознательном уровне - она себя проявит. Уверен, что детские сады нашей страны, в старших группах которых готовят детей к школе, обязаны учить рисовать. Ребенок должен уметь выразить свои эмоции на бумаге. Если же ребенок не умеет этого, психолог говорит: "Оставьте его еще на один год в детском саду, он не готов к школе. У него голова и руки не работают вместе".

- Есть ли разница в специфике обучения рисованию в Израиле и других странах? Различаются ли методики профессиональной подготовки художников, подходы к обучению живописцев?

- Я не думаю, что есть существенная разница в подходах к образованию. Дело не в каких-то особых методах. Все зависит от индивидуальности педагога и ученика.

- А твой собственный ребенок рисует? Он выбрал музыку, насколько я знаю…

- Мой ребенок умеет себя выразить в рисунке и эмоционально, и идеологически. И пока неизвестно, что он выберет. Пока все пути для него открыты.

- То, что ты расскажешь в своем выступлении, относится только к тем слушателям, которые интересуются живописью? Или это может быть интересно всем?

- Это будет интересно всем, кто сохранил в себе любопытство. Если человек совсем не любопытен, к нему достучаться нельзя. Но даже если у слушателя нет никаких первоначальных знаний об искусстве, наша встреча может оказаться ему полезной. Если человек чего-то не знает, я ему расскажу. Коротко - но расскажу. Но если в нем совсем угасло любопытство, то ничего не получится.

- Есть такое мнение, такой взгляд, что следует усилить серьезность, увеличить глубину понимания живописи массовым потребителем. Согласен? Современные люди не читают символы и знаки живописи, не имеют представления об истинном смысле полотен. И это негативно сказывается на уровне общества в целом. А вот раньше, в старину, картину "читали", как книгу…

- Я думаю, что теперь люди в среднем стали гораздо добрее, человечнее, чем во времена Рембрандта. И потом: скажи, сколько их современников знали про Рафаэля, Рубенса? Только те, кто непосредственно с ними работал.

- Но они были очень известными в узком кругу…

- Да! Количество людей, которые были знакомы с Леонардо, весьма ограниченно. И когда Папа Римский заказывал картину, - он не желал, чтобы широкий круг публики ее видел, чтобы картина стала достоянием общественности. Музеи в их современном виде существуют чуть дольше двухсот лет. До возникновения общедоступных музеев живопись была развлечением для знати. Знатные особы имели возможность видеть шедевры. Но если ты не знатен и не приглашен к Папе, к епископу или барону - никакого художественного эффекта не произойдет. Ты так и останешься в художественной изоляции.

- Но про Рубенса говорили, что его современники делятся на тех, кого этот художник написал, и тех, кто хочет быть изображенным на портрете его работы…

- Верно. Но все же это была элита, малочисленная обеспеченная часть общества, его верхушка.

Мы говорим с Андреем Бруком о Рембрандте и Пикассо. О том, какое влияние оказал на Амедео Модильяни румынский скульптор Константин Бранкузи. Об истинном смысле великих картин, о которых нередко даже искусствоведы судят поверхностно, не вдумываясь, не рассуждая. О том, что знаменитая картина Караваджо "Мальчик, укушенный ящерицей" (смешное название, если учесть, что ящерицы, насколько я знаю, не кусаются) - это зашифрованная притча о Христе и змее… Андрей говорит о нашей стране.

- Все мы были беженцами. Она дала нам приют, дала народу новую жизнь - и за это я всегда буду ей благодарен!

Музыка в кафе тихо журчит, вода фонтана под ветром поблескивает, как металл. Мы говорим о Марке, сыне Андрея. Я Марка знаю, и свидетельствую: этот удивительный юноша семнадцати лет может служить примером того, как удачно получается гармоничное воспитание, когда родители вкладывают в ребенка ум, душу, время, терпение. Папа-художник и мама-музыкант вкладывают, вселяют в сына тягу к искусствам. Он играет на скрипке и альте, талантливо рисует, многим интересуется, да еще и обладает прекрасными манерами…

Андрей рассказывает:

- Захожу я вчера в его комнату. Поздно, пора бы спать. Он занят: рисует. Я не сказал: "Немедленно прекрати; тебе рано вставать, завтра - школа". Я знаю, что - если пришло вдохновение - надо творить. Сейчас же. Не откладывая. И важнее этого ничего нет. Марк уже много интересного нарисовал; у нас дома висят его работы…

- Но в качестве профессии он все же, как я понимаю, выберет музыку?

- Не знаю! Пока рано об этом говорить. Все дороги открыты.

Напоминаю: Ришон ле-Цион. 14 февраля в 11.00. "Аудиториум", малый зал в "Гейхал ха-Тарбут". Художник и искусствовед Андрей Брук раскрывает тайны живописи.