В конце июня гурманам от театра предстоят несколько изысканных трапез: в рамках 7-го фестиваля "Гешер" к нам приедут два прекрасных московских коллектива, театр имени Маяковского и Мастерская Петра Фоменко, и покажут спектакли по произведениям американца Артура Миллера и израильских авторов Ханоха Левина и Меира Шалева. Изысканный, новаторский, будящий мысль спектакль "Заходите, заходите" театра Мастерской Петра Фоменко стал поводом для разговора с Меиром Шалевом о его русских корнях, об энтомологии, трудностях описания любви и проблеме выбора в период кризиса среднего возраста.

- Известный и любимый москвичами Театр Мастерская Петра Фоменко поставил спектакль по вашей книге "Как несколько дней ". Роман рассказывает о жизни нескольких поколений жителей деревушки Кфар-Давид, театр же ограничил постановку одной сюжетной линией, сократив количество действующих лиц до двух: мальчика Зейде и одного из его трех отцов,  Яакова Шейнфельда - Ромео, Тристана, Меджнуна и молодого Вертера в одном лице на еврейский манер.

Как ваше сердце писателя, выносившее и вскормившее эти образы, давшее им жизнь, относится к неизбежным купюрам при переводе романа в сценическое воплощение? 

- С любопытством. Театр - иной вид искусства, он, с одной стороны, зажат в тиски ограничений (невозможно в театральную постановку перенести все 80 образов, появляющихся в книге), с другой стороны, одним жестом и уместной паузой актер может породить в зрителе бурю эмоций. В спектакле театра "Гешер" "Голубь и мальчик" есть картина, которую я считаю лучшей, чем написанная мной. Когда умирает мать, уже в наше время, старухой, ее принимает на руки любовник из 1948 года, молодой, давно ушедший, верно ждавший по ту сторону - и уносит со сцены ...

Постановки москвичей по моему роману "Как несколько дней" я еще не видел, побываю на ней в конце июня, и жду этого с интересом.

- Ваши книги пользуются огромным успехом на всем русскоязычном пространстве. Как вы думаете, почему?

- Во-первых, спасибо. Русскоязычная аудитория очень важна для меня, вероятно, благодаря генам. Мои дедушка и бабушка прибыли в Израиль в двадцатые годы из Украины. Оба до конца жизни говорили на иврите с тяжелым русским акцентом. Бабушка пела мне колыбельные на русском языке, рассказывала истории из их прежней жизни. У нее был богатый язык, и позже я понял, что она многие обороты и поговорки переводила с русского.

Русские сказки, еда, русские пейзажи, которые я представлял по рассказам, стали частью моего детства... Не могу забыть, как бабушка Тоня, а она сама пекла хлеб, как она отрезала от круглой буханки, прижатой к груди, острым ножом ломоть для меня. Помню свой детский страх за бабушку: только бы не порезалась! Нигде больше не видел, чтобы так резали хлеб, только у русских.

После выступления перед читателями в Москве ко мне подошла женщина и сказала: "По описаниям в ваших книгах я поняла, какой была ваша бабушка. Вот она", - и подала мне куклу, действительно похожую на бабушку Тоню.

Я люблю русскую литературу, Гоголя,  Булгакова, Бабеля, хотя Бабель совсем другой, Набокова, хотя он стал американским писателем " …"Мертвые души" Гоголя я цитирую на иврите страницами.

Вероятно, все это чувствуют русскоязычные читатели. Один критик даже написал  однажды, что считает меня русским писателем. 

- В "Русском романе" и в книге "Как несколько дней" действие разворачивается в начале прошлого века, когда были молодыми ваши дедушки и бабушки. В "Голубе и мальчике" это 50-60 годы, расцвет ваших родителей.  Если бы вам довелось самому выбирать, когда родиться, какие бы это были времена? 

- Я люблю тот период в Стране, восемьдесят - девяносто лет тому назад, когда мои молодые дед и бабка строили здесь совершенно новую для себя и для Страны жизнь. 

- Потому что люди тогда были чище в своей приверженности принципам, все было черно-белым, и мораль, и эстетика, и  политические взгляды? 

- В те годы закладывались основы. А я люблю в своих историях начинать с основ, показывать изменения природы, характеров, пейзажей под воздействием времени. Но у каждого времени свои шрамы и нарывы. Наше позволяет нам больше свободы, больше открытости, больше информации. А в те годы коллектив подавлял личность, суждения были безапелляционными, приговор выносился окончательный и обжалованию не  подлежал. Бабушка Тоня, с ее свободолюбивым характером, не вписывалась в черно-белые понятия коллектива о том, "что такое хорошо, и что такое плохо". А я характером похож на бабушку. Не думаю, что смог бы тогда писать свои книги. И так, двадцать пять лет назад, когда был опубликован "Русский роман", обо мне писали, что я хороню сионизм... Чего только не писали... О "Голубь и мальчик" писали, что образ голубя символизирует стремление народа к миру… Ерунда.  Я выбрал голубя, как существо, которое настолько привязано к дому, что способно пролететь сотню километров для того, чтобы вернуться в свою голубятню, и люди использовали эту его любовь для передачи посланий. Будь на месте голубя, скажем, кошка, обладающая такими свойствами, я бы писал о кошках. Возвращаясь к вашему вопросу - я выбираю свободу самовыражения, выбираю наше время.

- Кстати, о птицах и животных. В ваших романах поражают поэтические, но очень предметные описания птиц, животных, растений, жуков, бабочек, змей, головастиков - словом, всего живого, что создает декорации для человеческих драм на нашей земле. Откуда это?

- Я не ученый-зоолог,  не ботаник, не энтомолог, но, приезжая к дедушке с бабушкой в мошав Нахалаль, с детства любил наблюдать за повадками птиц и пчел, за жизненными циклами деревьев, за поведением и эмоциями животных. В детстве я не мечтал стать писателем, меня тогда привлекала зоология.  Поэтому знаю чуть больше среднего о жизни животных и растений, а то, чего не знаю, изучаю, готовясь к новой книге. Первую премию за "Русский роман" я получил от... общества энтомологов за описание насекомых! А "Голубь и мальчик" получил приз кафедры зоологии Тель-Авивского университета за описание перелетных птиц.

- Так что же подтолкнуло мальчика, мечтавшего изучать природу, навстречу писательской судьбе?

- Теперь, когда я об этом думаю, ясно становится то, что это было предопределено влиянием семьи. Дед, Мордехай, работая на земле, находил время для написания зарисовок и репортажей для местной газеты. Отец, Ицхак Шалев, был писателем, мама - редактором. Двоюродная сестра, Цруя Шалев, писательница, американская тетушка писала короткие рассказы. Так что рос я, как клетка в питательном бульоне в чашке Петри, в атмосфере уважения к ивритскому слову, серьезных поисков эпитета или синонима. Но все же писателем я стал совсем не рано - в 40 лет. До этого изучал психологию, работал водителем амбуланса, потом стал ведущим телепередачи... В сорок лет, назовите это кризисом среднего возраста, я понял, что занимаюсь не тем, что я популярен не из-за того, что я делаю что-то настоящее, а просто из-за того, что примелькался на телевидении. И вот тогда, совершенно рационально, я разложил перед собой три варианта поворота жизни. Первый - стать учителем. Но я подумал, что вряд ли у меня хватит терпения. Второй - ученым, исследователем-зоологом. Но начинать карьеру исследователя в сорок лет уже поздно. Третий вариант был - написать книгу. Я знал, что умею нанизывать слово на слово, и складывать из предложений рассказ. Но быть писателем - это уметь строить здание из эпизодов. Я не был уверен, что мне это дано. Рискнул. Ушел с телевидения, засел за работу. Так появился "Русский роман".

- Сколько времени занимает у вас написание книги?

- От трех до пяти лет. Я встаю очень рано, в полпятого. Рассвет - мое лучшее время. Пишу каждый день, кроме субботы, по 8 - 10 часов.  По средам я пишу для своей постоянной колонки  в "Едиот Ахронот".

- В современном израильском обществе, по моим наблюдениям, сильна культура мачоизма, маскулинности, армейской дружбы, помогающей продвижению и на гражданке, что  отодвигает женщину на второй, служебный план. В последние годы это (конечно, и не только это) привело к росту немотивированного насилия. В ваших книгах я вижу нечто совершенно иное: их герои в массе своей добры, в худшем случае беззлобны, женщина является предметом поклонения, некоторые герои посвящают всю жизнь разгадке ее секретов. Почему?

- Сколько я себя помню, я всегда стремился быть в обществе женщин. Современная психология утверждает, что маленькие дети, до шести-семи лет предпочитают игры со сверстниками одного с собой пола. Неверно! Я любил женщин с рождения. Помню, как во дворе нашего дома бабушка, мама, мамина сестра варили варенье, закатывали банки с огурцами и помидорами, и все это приправлялось нескончаемыми байками. Я сидел в сторонке, тихо, как муха на стене, и только слушал, только впитывал эти рассказы. И как же мне было хорошо! Так я и рос среди женщин, и чувствовал себя комфортно и защищенно. В возрасте 15 лет, когда я начал работать с двоюродными братьями в коровнике, я узнал мир мужчин, экстравертов, с их грубыми шутками и дружескими поколачиваниями. Но выбирая из этих двух миров, в глубине души я выбирал мир женщин. Кстати, в моей новой книге, которая выйдет через месяц, я впервые веду речь от лица женщины, которая удивительным образом похожа на меня… Сильной женщины, рассказывающей о мужчинах ее семьи. Действие романа происходит сегодня, в наши дни. И это будет совсем новая для меня тема: месть… и да, наше время, с его жестокостью и поисками справедливости.

- Говоря о реалиях нашего времени, я бы хотела вернуть вас к теме русской алии. Ваши книги несут отпечаток русской культуры начала 20-го века, русского пейзажа, русских характеров. Их с интересом читают в Израиле и во всем мире. Но нам,  приехавшим сюда восемьдесят лет спустя, пришлось столкнуться с иной действительностью. Каково ваше мнение по этому поводу?

- Шутки были о каждой алие, каждая в свой период. Еким, марокаим, романим, полоним - каждая алия в свою очередь. Русские вызвали  сопротивление среди коренных израильтян, потому что они демонстрировали силу. К тому же, их было очень много. То, что они желали сохранить свою культуру и не желали воспринимать культуру местную, это Израиль уже узнал на примере алии из Германии. Еким тогда тоже говорили: "Мы не желаем воспринимать ваши порядки", - и пили по утрам свой кофе со штруделем. Действительность в Израиле сильна. Армейская служба, браки между представителями разных общин - в результате все смешиваются. Ваши внуки уже не будут "русскими", и только, может быть, будут рассказывать о том, что у вас был тяжелый русский акцент, как я рассказал о бабушке Тоне. То, что лично мне симпатично в русской алие - это ее независимость. Никто не попрошайничал у государства, все шли и работали на любой работе. Родители были готовы замостить собой дорогу для детей. Ко мне, как к ведущему еженедельную колонку в "Едиот Ахронот", приходят списки результатов различных олимпиад. В них много детей вашей алии. Вот кому, я считаю, должен звонить с поздравлениями глава правительства! Когда мне пишут письма о том, что русская алия принесла с собой пьянство и преступность, я отвечаю, что пьянство и преступность есть и среди сабр. Но если вы на это жалуетесь, значит, они и в этом вас обошли!

- Продолжим с "провокационными" вопросами. В ваших романах множество реминисценций из ТАНАХа. Вы написали две книги для детей по ТАНАХу. Ваше отношение к религии?

- Я человек не религиозный, но люблю ТАНАХ, как часть нашей культуры.  И мой  большой спор не с религиозными людьми, а с религиозным истеблишментом: с рабанутом, с религиозными партиями - со всеми теми, кто использует религию в политических целях.

- Мой следующий вопрос - о любви. Вы пишете о ней, как будто ковер ткете: ниточка к ниточке, штрих к штриху - и вдруг стеснилось в груди, и ощущаешь давно забытое состояние молодости и счастья.  Не труднее ли с годами рисовать любовь?

- То есть, вы спрашиваете меня, испытываю ли я в мои годы любовь? Я знаю, есть люди, которые утверждают, что с возрастом чувства затухают, нет уже тех бурь и того счастья после. Поверьте, это не так. Та женщина, которая вам открыла дверь, моя подруга. И ради ее любви я год назад оставил семью после тридцатилетнего брака.

- Яаков Штейнфельд из "Как несколько дней" для того, чтобы покорить любимую, берет уроки поварского искусства у итальянца. Блюдами какой кухни завоевана ваша избранница?

- Если вы спрашиваете о наших предпочтениях в еде, то мы очень открыты и любим пробовать. Кроме того, во мне живет ностальгия по восточно-европейской кухне. Холодец, картошка с селедкой, куриный бульон заставляют замирать в предвосхищении ощущения себя тем мальчиком за бабушкиным столом.

- А как вы относитесь к борщу?

- Люблю украинский борщ с чесноком.

- Ну, значит, вам понравится тот борщ, которым вас угостят на спектакле "Заходите, заходите". Там его варят на сцене по вашему рецепту. Приходите и угощайтесь, вам будут рады!

Беседовала с писателем Аснат Кононов