За последние сто лет медицина совершила самый мощный рывок в своей истории. Может сложиться впечатление, что для большинства болезней врачам известно если не лекарство, то, по крайней мере, причина. Но это не так: в мире встречается масса заболеваний, которые до сих пор ставят науку в тупик.

Болезнь войны

В 1991 году почти миллион солдат во главе с 700 тыс. американских военных пересекли границу захваченного Ираком Кувейта в рамках операции "Буря в пустыне", также известной как война в Персидском заливе. Это короткое, но масштабное противостояние с иракской армией закончилось решительной победой международной коалиции и во многом определило дальнейшие отношения Запада с арабским миром. Но помимо своего исторического значения, "Буря в пустыне" стала одним из самых загадочных медицинских феноменов конца XX – начала XXI вв.

Вскоре после возвращения в США солдаты стали жаловаться на здоровье. Эти жалобы совершенно не складывались в цельную картину. Комплекс симптомов у ветеранов "Бури в пустыне" варьировал от размытых и плохо определяемых головокружения, слабости и проблем с памятью до вполне конкретных болей в суставах, мышцах и коже. Единства не наблюдалось: у кого-то болела голова, у кого-то живот, у кого-то все сразу.

Неудивительно, что долгое время врачи отказывались признавать за этим ворохом симптомов звание полноценного заболевания или хотя бы синдрома, как называют нечто менее четкое, но все-таки целостное с точки зрения причин, клинической картины и последствий. Но когда дело дошло до десятков и даже сотен тысяч жалоб, игнорировать "синдром Персидского залива" было уже нельзя. Похожие симптомы стали появляться и у ветеранов других стран-участниц операции в Кувейте.

Какое-то время врачи списывали недомогание ветеранов на пост-травматическое стрессовое расстройство (ПТСР). На сегодняшнем этапе развития психиатрии это не сильно отличается от средневекового обычая объяснять все болезни "плохой кровью". ПТСР – "ведро", в которое врачи сливают любое недомогание после любого нервного потрясения: война, нападение преступника, потеря близкого человека.

Если нет четкого определения – значит, нет и лекарства. "Синдром Персидского залива" долгие годы пытались лечить исключительно психологическими тренингами.

Но чем дальше, тем больше ситуация усугублялась. За десять-пятнадцать лет многие врачи и исследователи пришли к уверенности, что дело не просто в стрессе. Например, у ветеранов войны в Персидском заливе в два раза повышалась заболеваемость амиотрофным латеральным склерозом – тяжелейшим и неизлечимым заболеванием, которым страдает, например, Стивен Хокинг. Объяснить это расшатанными нервами куда сложнее, чем головокружение.

Ситуация подогревалась спецификой социальной группы, которую поражало это странное заболевание: отношения ветеранов с правительствами традиционно не отличаются особой теплотой. В Америке, несмотря на заоблачное финансирование и номинально привилегированный статус военных, недовольство Вашингтоном – почти обязательный элемент армейской подготовки. Разумеется, почти сразу среди ветеранов стали появляться конспирологические теории: правительство якобы отравило собственных военных и замело следы руками продажных врачей.

Только в 2009 году комитет экспертов Бостонского университета по заказу американского правительства составил 450-страничный отчет о заболевании и заключил, что в свете имеющихся данных "не остается никаких вопросов о том, что "синдром Персидского залива" – настоящее заболевание".

С момента этого официального признания прошло пять лет, но причины синдрома так и остаются совершенно неясными. Многие ученые склоняются к версии об отравлении. Химическое оружие или, наоборот, плохо изученные противоядия, которые давали солдатам для профилактики, регулярно фигурируют в списках текущих гипотез. Но несмотря на правдоподобные аргументы сторонников этой версии, конкретное отравляющее вещество, которое могло бы приводить к развитию "синдрома Персидского залива", до сих пор не найдено.

Болезнь кулинарного консерватизма

Война в Персидском заливе – заболевание, долгое время считавшееся выдуманным, но в итоге убедительно доказанное. Существуют и обратные ситуации: заболевания, которые считаются реальными, на поверку могут оказаться фикцией. Такова история "синдрома китайского ресторана". Несмотря на азиатскую тематику и даже фамилию главного действующего лица, история эта в высшей степени американская. Американцы вообще очень любят ходить к врачам и придумывать болезни.

В апреле 1968 года доктор Роберт Хо Ман Квок (Robert Ho Man Kwok) написал пространное письмо во влиятельный медицинский журнал New England Journal of Medicine. В нем он рассказывал о том, как сходил в китайский ресторан. Чтобы понять ситуацию, надо оценить кулинарный контекст: в 1960-х годах американская кухня находилась на вершине эпохи ужинов в микроволновке и прочих индустриальных деликатесов, начисто лишенных яркого вкуса. Если сегодня китайские рестораны прочно влились в мировую индустрию фастфуда, то тогда кисло-сладкие соусы и странные мясные бульоны казались американцам экзотическим вкусовым аттракционом.

Визит доктора Хо Ман Квока в китайский ресторан прошел не очень хорошо. У него заболела шея, ослабли руки и все тело. Автор предположил – исключительно в рамках занятной гипотезы, – что эти ощущения могут вызываться использованием в китайской кухне глутамата натрия.

Здесь и становится очевидным необразованность американцев 1960-х годов в делах мировой кухни. Дело в том, что глутамат используется в азиатской еде веками и в огромных количествах. Он содержится во множестве обязательных компонентов китайской, японской, тайской кухонь – в соевом соусе, водорослях, мясных бульонах. Глутамат – одна из наиболее часто встречающихся аминокислот в белках, и практически любая белковая пища содержит его в значительном количестве. В этом и заключается биологичес­кий смысл использования глутамата в еде: как сахар отвечает за сладость, так и глутамат отвечает за "белковость" – "пятый вкус", называемый также японским словом "умами".

Несмотря на то, что миллиарды китайцев без каких-либо проблем потребляют в разы больше глутамата, чем доктор Хо Ман Квок, гипотеза о вреде глутамата и "синдроме китайского ресторана" приобрела невиданную известность и до сих пор остается популярной у обывателей.

Между тем, за 45 лет заявление Роберта Хо Ман Квока так и не нашло никаких подтверждений. Многочисленные исследования показывают: глутамат в диете никак не влияет на здоровье или долголетие, а симптомы, которые люди описывают, отведав утки по-пекински, разнообразны и плохо поддаются описанию.

Безопасность глутамата и отсутствие значимой связи между этим веществом и онемением шеи сегодня у подавляющего большинства ученых не вызывает вопросов. Но тогда что за болезнь поразила доктора Хо Ман Квока и его многочисленных пациентов по всему миру? На сегодняшний день врачи не имеют никакого понятия, в чем же дело, да и вообще сомневаются, что "синдром" сущест­вует – по некоторым версиям, он представляет собой просто массовый психоз.

Возможно, вред глутамата натрия так бы и остался гипотезой чудаковатого врача, если бы на следующий год – в 1969‑м – в журнале Science не вышла статья, которая и положила начало панике вокруг этого вещества. В статье демонстрировалось, что глутамат может вызывать у мышей отклонения в развитии. Американский обыватель принял этот вывод на веру, не вдаваясь в детали, и за глутаматом натрия закрепилось ругательное звание "химии", страшно опасной для здоровья. Не учел обыватель только одного: экспериментальным животным в злосчастной статье ежедневно скармливали эквивалент 300 г (в пересчете на человеческий вес) чистого глутамата! В последующие годы, когда исследование повторялось с более разумным количеством вещества, никакого вреда обнаружить не удалось. Заметим, что если бы в исследовании 1969 года вместо глутамата использовалась бы поваренная соль, мыши вряд ли протянули бы дольше пары дней – до отклонений в развитии дело бы даже не дошло.

Болезнь отсутствия

Чем загадочнее заболевание, тем острее вокруг него дебаты. Если у врачей ответа нет, то обыватель начинает искать ответ сам – и это редко хорошо заканчивается.

В 1943 году детский психолог Лео Каннер (Leo Kanner) описал странное, но довольно однотипное поведение восьми мальчиков и трех девочек, с которыми он работал. Среди них был, например, пятилетний Дональд, который "больше всего любил оставаться один, почти никогда не бежал к матери, не обращал внимания на возвращающегося домой отца, был индифферентен к родственникам в гостях… ходил с улыбкой на лице, повторяя одни и те же движения… крутил все, что крутилось… Слова воспринимал исключительно буквально, прямо… Входя в комнату, начисто игнорировал людей и сразу обращался к предметам".

В течение года было опубликовано похожее, но несколько отличающееся описание еще нескольких детей, сделанное педиатром Гансом Аспергером. В отличие от Дональда, шестилетний Фриц "быстро научился разговаривать целыми предложениями и вскоре говорил "как взрослый"… Никогда не участвовал в групповых играх… Не понимал смысла уважения и был совершенно индифферентен к авторитету взрослых… Не держал дистанции и разговаривал без стеснения даже с незнакомцами… его было невозможно научить вежливому обращению… Еще один странный феномен – повторение одних и тех же движений и привычек".

Эти две классические работы определили то, что сегодня называется спектром аутизма – от "базовой" формы, описанной Каннером, до более социализированной, граничащей с просто дурным характером формы заболевания, носящей сегодня название синдрома Аспергера.

Основные споры по теме аутизма вращаются вокруг центрального вопроса: растет ли в мире частота этого заболевания? Детей, которым ставят диагноз "аутизм", за последние годы стало больше. Гораздо больше: по некоторым оценкам, в десять раз. Если заболевание действительно распространяется с такой скоростью, то это повод не просто для тревоги, а для полномасштабной паники: причину нужно искать или в еде, или в наших привычках, или еще в чем-то, что могло резко измениться за последние десятилетия.

С другой стороны, всплеск аутизма наблюдается на фоне взрыва научной активности и народной информированности в этой области. В 1960-м об аутизме никто не знал. Сегодня это слово на слуху как в медицине, так и среди далеких от науки людей. С конца 1990-х количество статей, посвященных аутизму, выросло в те же десять раз. Ученые убеждены, что по крайней мере большая часть "эпидемии" аутизма – следствие улучшенной диагностики и просто повышенного внимания к этой проблеме.

По всей видимости, аутизм существовал всегда, просто раньше его так не называли. Поэтому искать его причину в прививках или в ядохимикатах, распыляемых мировым правительством, совсем не обязательно. Более того, проведенное недавно масштабное статистическое исследование полностью опровергло связь аутизма с вакцинацией. Это, впрочем, не отменяет вопроса о том, чем же, все-таки, вызывается аутизм, и есть ли вообще единая причина странного поведения и Дональдов с их предпочтением предметов людям, и Фрицев с их невосприимчивостью социальных правил. Непонятно и другое: можно ли как-то повысить или понизить вероятность развития аутизма у собственного ребенка?..

Известно, например, что у молодых родителей аутичные дети рождаются реже, чем у пожилых. Как и почему это происходит, никто точно не знает. По одной из версий, дело даже не в том, что пожилые родители в принципе производят "дефектных" детей. Возможно, что люди, сами склонные к аутичным чертам, позже женятся. Эта склонность может передаваться и потомству, поэтому в среднем аутичных детей у "поздних" родителей больше.

То же самое применимо и к другим факторам, влияющим на аутизм, например, к загрязнению воздуха или приему лекарств во время беременности. Сотни работ показывают связь тех или иных внешних воздействий с теми или иными формами аутизма, но ни одно из них не может считаться необходимым или достаточным.

Скорее всего, единой внешней причины у аутизма просто не существует. Но современная медицинская наука, стремительно продвигающаяся в сторону документации и каталогизации каждой молекулы в организме, может вскоре, по крайней мере, ответить на вопрос, что же такое аутизм. А это – уже серьезный шаг на пути к лечению.

На сегодняшний день существуют две разные точки зрения на природу аутизма. По одной из них, это заболевание имеет четко определенные границы: больные выделяются из нормы не просто количественными, а качественными характеристиками. По другой, "спектр аутизма" настолько размазан, что резкого перехода между здоровыми и больными просто нет. Один из виднейших сторонников этой версии, британский психолог Саймон Барон-Коэн (Simon Baron-Cohen) известен своими исследованиями математических и логических способностей аутичных детей. В 1990-х годах Барон-Коэн впервые обратил внимание на их склонность к "математическому" осмыслению реальности: аутичные дети, например, часто интересуются машинами, календарями, числами, вращающимися предметами. По мнению психолога, аутизм – просто крайняя, болезненная форма любви к порядку, при которой человек может ориентироваться только в жестко заданных, логически обоснованных правилах, и не способен вникнуть в такие бессмысленные тонкости, как социальные нормы и правила этикета. Этим, как он считает, объясняется повышенная вероятность рождения аутичного ребенка у родителей с высоким IQ: "гик" – это уже наполовину аутист.

Болезнь зимних ветров

Аутизм – заболевание нервной системы, одной из самых сложных и загадочных в нашем организме. В этом плане конкуренцию ей может составить разве что иммунная – и она тоже регулярно преподносит медикам необъяснимые сюрпризы.

Болезнь Кавасаки – воспалительное заболевание, которое встречается почти исключительно у азиатских детей. Иммунная система в порыве необъяснимого гнева атакует сосуды по всему телу, повреждая их оболочку – с потенциальными осложнениями на сердце. Продолжается воспаление обычно несколько недель.

Заболевание это, хоть и крайне неприятное и опасное, встречается достаточно редко и вряд ли бы попало в поле зрения лучших умов медицинской науки, если бы не обидная загвоздка: ученые совершенно не понимают, что так заводит иммунную систему.

Эпидемиология болезни Кавасаки – чуднее некуда. Во-первых, она странно распределена по миру. Больше всего ею болеют японцы, за ними идут американцы, причем преимущественно жители Гавайских островов. В Европе встречается очень похожее, но не идентичное заболевание. Большинство ученых склоняются к версии, что эти две болезни представляют собой одну: судя по историческим свидетельствам, загадочный возбудитель впервые появился в Европе и только потом, в несколько измененном виде, добрался до Азии, где теперь его больше всего.

Во-вторых, заболеваемость болезнью Кавасаки очень сильно варьирует от человека к человеку. Азиаты – вне зависимости от географии – болеют гораздо чаще. Родственники переболевших тоже имеют повышенный шанс заразиться. Иными словами, на восприимчивость к неопознанному возбудителю влияет генетика. Из-за этого изучать болезнь крайне трудно: у нее есть черты и наследственного, и инфекционного заболевания, причем ни те, ни другие пока не ясны.

В-третьих, болезнь Кавасаки – сезонная. Но и тут никакой определенности: в "горячей полосе" (Япония-США-Европа) пик заболеваемости четко попадает на холодное время года, а в других частях света – как придется. Ученые безуспешно пытаются объяснить всю эту чертовщину уже пятьдесят лет. Только в последние годы стали появляться первые намеки на возможную разгадку. В 2011 году международная группа ученых из Японии, США и Испании сделала удивительное открытие. Если бы дело касалось любой другой болезни, то исследователям, скорее всего, пришлось бы годами убеждать скептичных коллег в правдивости своих данных. Но болезнь Кавасаки – не "любая".

Как выяснилось, карта ее географического распространения поразительно точно ложится на розу мировых ветров. Зимой в сторону Японии дует сильный ветер из Средней Азии, что в точности совпадает с ежегодными вспышками болезни Кавасаки. Похожая зависимость от ветра наблюдается на Гавайях и в Сан-Диего, где ученые проводили измерения. По-видимому, что бы ни вызывало болезнь Кавасаки, это "что-то" переносится между континентами ветром.

Наконец, в мае текущего года был сделан еще один шаг на пути к пониманию причин болезни Кавасаки. По словам исследователей из Университета Калифорнии, источник всех бед нужно искать в Китае. Если точнее – в аграрных районах северо-востока страны. Ученые подозревают, что токсин, вызывающий заболевание, может содержаться в микроскопических грибах Candida, ДНК которых была обнаружена в метеорологических пробах.

Но пока это – только догадки. Некоторые исследователи резко против: они утверждают, что Candida на роль неуловимого возбудителя не подходит, потому что ее обычно больше летом, а это противоречит эпидемио­логическим данным. Так или иначе, похоже, что загадочная болезнь уже попала в сети упорных ученых. Обнаружение ее виновника – дело времени.

Николай Кукушкин