Звуки музыки для меня - как наркотик. Обезболивающее. Занавесом, ширмой, невидимой пеленой отделяют меня эти звуки от новостных сводок, обрывков мрачных, набитых магмой апокалиптических намеков, от сплетен, от истерики. От злобного пафоса политических обозревателей. Приходит музыка - и отодвигает в сторону все, что сформулировано словами. Оставив в сознании только мерцание и молитвенный призыв, - невербальный, безадресный: живи, дыши.
В довольно сложном для работы музыкантов зале с трудной, неблагополучной акустикой - в Аудиториуме "Смоларш", - играл Иерусалимский симфонический оркестр. За дирижерским пультом - художественный руководитель коллектива Юлиан Рахлин. Солист - пианист Александр Малофеев. В программе "Праздничная увертюра" Шостаковича, Берлиоз и Рахманинов: "Фантастическая симфония" и Второй фортепианный концерт до минор. Мои любимые произведения, которые кажутся всегда и всюду уместными. Как говорят любители популярной музыки: хиты. Лучшие в мире концертные залы словно перекликаются такой музыкой, протягивают к душам слушателей невидимые антенны. Лучшие оркестры будто салютуют: мир жив, пока исполняет музыку и слушает ее. Афиши успокаивают и вдохновляют: все вечные, великие партитуры и гармонии созданы в честь жизни…
Подписывайтесь на наш телеграм-канал: zahav.ru - события в Израиле и мире
Университетский городок - территория, подверженная постоянному обновлению. Она перекопана и частично перегорожена заборами. Половина входов закрыта. И все же публика находит дорогу в кристалл Аудиториума. И все же начинается концерт: Шостакович. Рахманинов. Берлиоз… Слушатели готовы, их можно пригласить в невероятный музыкальный мир. Зал затих.
Программу открыла увертюра Дмитрия Шостаковича, написанная в 1947 году. К тридцатилетию октябрьского переворота 1917 года. Это музыка праздника. Бравурная. Кажущаяся очень понятной, доступной для любого восприятия, демократичной. Народный праздник. Массовая санкционированная радость. На первый взгляд вроде заказ, официоз и пафос - но великий композитор остается самим собой: мастером, изобретателем, оригиналом. Музыка увертюры - звуковая формулировка оптимизма и молодой целеустремленности; прекрасная порция веселящего душу средства. Порция счастья.
Оркестр Иерусалима звучал стройно и свежо. Оркестр заявил о своей готовности победить. Белоголовый юноша, выглядевший похожим на поэта Есенина и одновременно на звезду долгих сериалов Марка Уоррена, запустил колокола волшебного рояля. Второй рахманиновский концерт. Оркестр объединился в едином благоговейном звучании. Музыка повествует о родной земле и удивительной природе, о бедах и призраках. Колокола звучат шквальной стеной. Среди них и тревожный колокол набата, и колокола церковного перезвона, и звонкие колокольчики поменьше.
Солист Александр Малофеев вел свой рассказ свободно и решительно. Его музыкальная воля, его стремление подействовали на меня завораживающе. Одним из главных аргументов в пользу того, что это исполнение стало для меня знаковым событием, особенным фактом личной жизни, стало мое горячее, наивное желание слушать эту музыку долго, беспрерывно, не прекращая. Словно я бесконечно шла по знакомым, ярким и приятным дорожкам. По прохладе, по золоту осени, по черно-белому ветру, с которым в мои мысли и сердце входило нечто невыразимое, прекрасное и вдохновенное. Впечатления, которые я и высказать-то не умею. Нечто заповедно-волшебное. Обновление. Радость. Размах. Раздолье. Поля. Надлом. Шелестящие рощи.
Пальцы музыканта бегут по клавишам с покоряющей аудиторию легкостью. Пассажи-огни, пассажи-волны. Ах, как солист прекрасно технически оснащен, как свободен от всяческих канонов и клише в интерпретации этого Концерта, как умеет сделать хорошо известную музыку живой и новой!
Читайте также
Затаивший дыхание зал выдыхает с последней нотой. Александр Малофеев играет на "бис". Генри Перселл, эльфийский пляс, изящество и очарование. А потом - музыка Прокофьева. Буря, многоликость и феерические вспышки манящей дикости. Думаю, как артист Александр Малофеев уже заслужил себе место на Олимпе планетарного фортепианного искусства.
…Композитор Гектор Берлиоз в музыке рассказал о себе, о глубоко личном опыте. Его Симфония открыла особый способ музыкального повествования - драматургический, сюжетный. Именно о встрече двоих влюбленных идет речь в "Фантастической симфонии". Образ возвышенной и при этом вполне земной, загадочной, гордой и непонятной мужскому рациональному уму женщины - актрисы Генриетты Смитсон послужил основой сюжета симфонии. Это своеобразная история любви: мечтаний и смятения, снов и видений, радости встреч и страхов потери. Бессмертие любящего - на то время, пока длится любовь. Пока звучит музыка. "Фантастическая симфония" пронизана токами страсти, вдохновенна и исповедальна.
Юлиан Рахлин ведет оркестр так убежденно и горячо, будто все, о чем повествует музыка, происходит в его жизни - или в жизни каждого человека в зале. Дирижер общается со своим инструментальным воинством и повелительно, и одновременно демократично. Он искренен и спокоен, как может быть спокоен капитан корабля в бурю, когда небеса и воды грозят гибелью, но берег, надежда и уверенность в удаче неизменны и наполняют силой. Манера дирижирования и стиль сотрудничества с музыкантами оркестра у этого одаренного маэстро нисколько не тиранические, не агрессивные. Он передает свои эмоции, свою версию интерпретации произведения понятно и экономно, с полным и беззаветным погружением в гениальную партитуру, которую знает досконально. Кажется, весь мир для дирижера сосредоточен в этом сюжете: от первой трепетной песни скрипок, через кипение страстей и фантасмагорический вальс, - к пасторали свидания в полях; через горячку снов и наваждений к траурному шествию. И почти обрыв в конце, будто герой просто лишился чувств, устал, отключил связь. Юлиан Рахлин дирижирует с тотальной мощью, но деликатно. И это соединение создает особый эффект. И оркестр чувствует, слышит, творит. Откликается. Отвечает стройным, красочным звучанием.
Хороши были все группы. Отдельные мелкие несогласованности в финале можно отнести к ватному, неблагополучному воздействию акустики зала; тут музыканты плохо слышат самих себя, и играть в таких условиях - почти подвиг…
Музыка иссякла. Ее живая вода стала памятью. Мы вышли в ночь, которая не только время суток, но и настроение, и перспектива, - и все, что угодно. Я думала о том, как органично подходят к моему настроению слова поэта Аполлона Майкова:
Чем ночь темней, тем ярче звезды.
Чем глубже скорбь, тем ближе Бог.