Я спрашиваю у своей собеседницы, профессионального дирижера Бар Авни, что она по этому поводу думает. Она смеется:
- Когда я только начинала, когда меня заколдовала, зачаровала эта пластика, этот мир жестов, я понятия не имела, что это не женская профессия.

Бар Авни поведет слушателей на просторы музыки Дворжака и Бетховена, вместе с симфоническим оркестром Ришон ле-Циона. Поведет в тот сияющий мир, который не нуждается в переводах, послах или верительных грамотах. В мир гармонии и благодати.

Бар Авни в Израиле и гостья, и своя. Родилась она в Кфар-Сабе. И теперь на время репетиций и подготовки к концертам живет у родителей в Кфар-Сабе. Ранним утром ее будит сын Теодор, которому пять с половиной.

- Он такой смешной, веселит меня! Просит бутерброд. Потом еще один. У него хороший аппетит. Он очень подвижный и энергичный, поэтому не страшно…

- Он будет музыкантом?

- Рано говорить.

- А от какого дома в мире у вас имеется собственный ключ? Где этот дом?

- О, как интересно сформулирован вопрос… Ключ?.. Есть ключ от дома в Бремене. Раньше и оркестр там был, теперь нет.

- "La Maestra", третий международный конкурс для женщин-дирижеров в Париже. Вы его выиграли…

- Даже не представляла себе, что смогу победить. Знаете, поначалу я не очень хотела в этом конкурсе участвовать. Конкурс - это всегда немного шоу, а шоу я не люблю. Но мой папа очень хотел, и - скорее для него, - я приняла участие. А сама настолько не верила, что продолжу соревноваться после первого тура, что назначила в Германии оркестровый концерт. Я не представляла себе масштабы этого конкурса, не понимала, каково может быть его значение. Не знала, какие будут призы. Но тщательно готовилась, учила материал. Думала: "Выступить интересно и полезно"…

- Было около двухсот участниц…

- И какое жюри! Председатель - Натали Штуцман. Судьи - именитые, авторитетные: Кирилл Карабиц, Леонард Слаткин, Клер Жибо... Для обязательного исполнения нам предлагали Дебюсси, Брамса, "Оберона" Вебера, сочинение современного композитора, француженки Манон Леповр…

- Что вы выбрали для финала? По-моему, это звездный момент, который уже вписан в историю музыки в целом, и в историю искусства израильских дирижеров в частности.

- Я нашла симфонию, написанную в стиле постромантизма. Она меня покорила. Автор - француженка Шарлот Суи. Когда мы исполняли эту музыку, в зале находился внук композитора. Успех был большой…

- …Мне кажется, огромный!

- Этот конкурс мне многое дал. Возникли интересные знакомства, очень серьезные проекты. И что очень важно - я увидела, как работают умные люди, музыканты, знающие, чего они хотят, и умеющие добиться того, чего они хотят. Организация конкурса была превосходная, безупречная.

- Как в вашей жизни началось все это: дирижерская работа, оркестры разных стран?..

- Дома, с родителей, с семьи. Меня захватило и покорило великое чудо - музыка, и это навсегда. В нашей школе был такой проект: "Оркестр играет". И я в него влилась…

- Вы играли на ударных, верно?

- Точно! И у нас был дирижер - Офер Эйнхабар. Я в него влюбилась. Мне было девять лет, или около того. И меня зачаровал язык его тела, волшебные округлые движения, теплый красивый звук, это дыхание в музыке и с музыкой. И я начала ему подражать. Нот я тогда не знала, но чувствовала ритм, стихию, - и дирижировала дома: брала палочку от барбекю, включала музыку и дирижировала. Я всегда любила работать совместно; играть в команде, в составе, не сольно. Только партиты Баха меня завораживали, вдохновляли - как способ исполнять музыку в одиночку. Так я жила-росла, но однажды, на Хануку, Офер дал мне возможность дирижировать фрагментом песенного попурри. Там всей музыки для меня было не больше двух минут, но я была счастлива. Это было особенное событие для меня, нерядовое, неординарное.

- Вам родители не говорили, что музыка - профессия неприбыльная? Это же не юриспруденция, не медицина, не инженерное дело.

- Прежде всего, я не относилась к музыке как к профессии, ничего не понимала в прибыльности и не строила далеко идущих планов. Не вникала в такие детали. А во-вторых, мои родители всегда меня поддерживали.

- И то, что за дирижерским пультом будет стоять женщина, вас не смущало? Для публики это не очень понятное и не самое распространенное явление.

- Я не очень над этим задумывалась. Не понимала всех этих условностей. Женщина - стало быть, женщина, что ж поделать… Дышать вместе с оркестром, делать эти волшебные движения, создавать музыку вместе - это цель, это фундамент, это стояло во главе всего остального. Это было сияющее слово "мечта", а не казенное слово "профессия". Наверное, я счастливый человек, потому что мне повезло встретить в жизни хороших людей. Как, например, Аелет Гева - моя учительница, друг и советчица. А помощь мне часто бывает нужна. Потому что в нашем деле много подводных рифов, много интриг…

- В оркестровом деле, в музыке - интриги?!

- Да еще сколько! Надо уметь из сложной ситуации выйти достойно, надо уметь пользоваться рассудком и при этом быть психологом. К слову, у меня есть умный собеседник, философ, он вдвое старше меня - и я у него учусь. Мои интересы в области философии, астрономии - это от него. Я считаю, что дирижер - это уникальный человек, важная фигура музыкального мира. Дирижеры владеют особой речью и передают эту речь оркестрантам. И мы вместе создаем нечто очень важное - музыку. Мы, дирижеры, сами по себе не важны. Оркестр - это особый магический круг, и мы замыкаем этот круг, но мы - не центр его. Я прихожу на репетицию или концерт полностью готовой, во всеоружии, слышу оркестр - и весь мир вместе с ним. Я приношу на репетиции, на концерты себя. Ведь между Бар-человеком и Бар-дирижером нет физической границы. Нет разницы.

- Программа нынешней серии концертов с симфоническим оркестром Ришон ле-Циона была выбрана вами?

- Восьмая симфония Дворжака была в планах. Солист Михаэль Шахам - серьезный, интересный музыкант, у него есть интересные идеи и по поводу бетховенского концерта. Мне повезло: когда-то я слышала исполнение этой симфонии оркестром Ришон ле-Циона под управлением Менди Родана. Воздействие на меня этого концерта было сильнейшим!

Антонин Дворжак - гениальный творец. Его музыка не программная, но я слышу в голосах кларнетов повествование, а в звуках флейт голоса тех самых птиц, которые подсказывали композитору мысли и мелодии. Дворжак ходил на прогулки с сыном, брал с собой блокнот. Гуляли они в лесу, Дворжак делал пометки в блокноте. Потом он говорил: "Идем домой. Больше нет места в блокноте…". Я недавно прочла, что он дома держал голубей… В его музыке столько мелодичности, столько красоты, что просто наслаждение исполнять ее. Мне кажется, что все артисты оркестра, каждый из участников этого музыкального праздника, сможет почувствовать себя значительным и счастливым.

- Оркестр Ришон ле-Циона - героический коллектив. Он и оперу сопровождает, и большие концертные программы делает. Я этот коллектив люблю особенно…

- Они прекрасны! Я рада, что нам выпала возможность поработать вместе. Я их чувствую, и хочу, чтобы мы друг друга поддерживали; хочу усилить их в этом выступлении.

- Есть ли у вас приглашения от других израильских оркестров?

- Да, я приняла приглашения от Камерного и от Хайфского симфонического. Там будут и Стравинский, и Глазунов, и Малер, и Бетховен.

- Ваш муж - музыкант?

- Вовсе нет. Он занимается столярным делом, у него есть мастерская, и интересные проекты. А еще он социальный работник.

- Можно спросить, как вы познакомились?

- Случай, судьба: я меняла квартиру, он должен был въехать на мое место. Поначалу, когда я еще не знала немецкого, мы говорили по-английски. Он немец. Потому мы и сына Теодором назвали - чтобы всем родственникам было удобно и легко его имя произносить.

- Вы находите время готовить, создавать кулинарные шедевры для семьи? Торт "Дворжак", скажем?

- Нет. Едим макароны, бутерброды, сыр, огурцы. То, что почти не требует времени для приготовления.

- Хотите в дальнейшем учить сына музыке?

- Не знаю. Пусть он сам для себя решит. Пока он интересуется роком, а оркестр для него - сила, отбирающая у него маму…

- Если бы вам предложили выбрать для себя волшебный подарок, - чудо, которое бы вас порадовало, - что вы выберете?

- Я бы хотела знать множество языков. Это совершенно чудесное, абсолютное богатство! Язык - это целый мир!

- Над чем вы в последнее время плакали?

- О… Примерно в пять утра седьмого октября я сказала мужу: "Что-то случится. Какой-то диссонанс. Моя душа неспокойна". Потом пришли новости. Но тогда я, при всем ужасе и надрыве, не плакала. Было страшно и горько, что я далеко. Было страшно, что не могу ничего поделать. Но слез в тот день не было. Слезы полились спустя почти год. Бывает, я плачу, когда дирижирую. Музыка меня так волнует и так поражает, что я не могу удержаться от слез. Еще плакала, когда смотрела документальный фильм о хореографе Джоне Кранко. О его работах, среди которых есть спектакль о Холокосте.

- В каком виде дирижер Бар Авни появляется перед оркестром и залом?

- Я не надеваю фрак. Все же женщина должна выглядеть женственно. У меня есть печальный опыт: однажды я дирижировала оркестром в облегающем платье, и дама из зала написала жалобу, будто бы я так одета, что все в зале смотрят только на мою филейную часть. (Бар Авни сказала "тусик", я попыталась найти эквивалентный перевод. - И. Ш.) Стараюсь, чтобы одежда не прилегала, ничего не обрисовывала. Чтобы была темной. Дирижерская палочка белая, и ее должно быть хорошо видно. Вообще нужно, чтобы одежда дирижера ни у кого не вызвала нареканий. Нужно быть не правой, а умной… Мне повезло, моя подруга - дизайнер одежды, и она предлагает мне множество интересных решений. И украшения должны быть неброскими, не длинными, чтобы не запутаться в одежде или в волосах, не произвести лишнего звука.

- У вас есть жизненный девиз, правило, которому вы следуете?

- Я ценю мгновения жизни, мгновения музыки. Не знаю, что будет - и не хочу знать. Все может случиться. Каждое мгновение - бесценно. В каждом - весь мир.

Мы прощаемся. Она прекрасна, эта молодая женщина, волевая и чувствительная. Мать, жена, дирижер. Я спрашиваю:

- Кто-то сможет перевести для вас получившееся интервью?

Она отвечает:
- Разумеется! Жена моего брата! Она говорит по-русски!