"Земля дыбом". Так можно охарактеризовать ситуацию на подступах к тель-авивскому университету. Здесь все перекопано и перегорожено. Перетянуто лентами и цепями, обставлено колышками, облеплено указателями с названиями будущих новых станций метротрамвая. Куда копают? Может, до самого Оксфорда… В целом - грандиозная стройка. Вот по ней я и продвигалась на концерт. Аудиториум "Смоларш" в этот вечер принимал Иерусалимский симфонический оркестр и его только что коронованного худрука, известного скрипача и дирижера Юлиана Рахлина. В программе интригующе сверкали Глинка и Чайковский.
Музыканты и меломаны, поклонники таланта Рахлина и друзья оркестра, слушатели, желающие снова услышать бесспорные хиты - все пришли, и ждали встречи, и приготовились к празднику. Надо сразу отметить, что сама идея один из концертов каждой серии программ симфонического оркестра Вечного города проводить в Тель-Авиве, прекрасна. Хотя "Смоларш" и не может подарить роскошь акустики. Как ее подарить, если не летит звук… Но все пришли, собрались, встали на "А-Тикву" (открытие сезона, надежды, и торжественность момента отдается в душе, и это очень правильно - в начале маршрута вместе слушать гимн!).
Увертюра к опере "Руслан и Людмила" - очень точная, многозначная и преисполненная восхищения преамбула к сезону, к новому витку. К отчаянной новизне и загадке при поднятии занавеса.
Юлиан Рахлин - имя нового контекста. Имя новой художественной стратегии. Я знаю, как тепло, с каким уважением и восторгом артисты Иерусалимского симфонического, да и все оркестры страны относятся к этому талантливому творческому человеку. С каким придыханием передают друг другу любители музыки важную и интригующую деталь: "У него скрипка Страдивари!". Оно, конечно, важно и интересно. Но в залах для публики, для тех ангелов, которые всегда слушают с галерки, играет не феноменальный инструмент мастера из Кремоны, а солист. Артист. Скрипач.
И именно он, личность, художник, дирижер, интерпретатор, подал своей дирижерской палочкой знак началу, открытию, обещанию сказки. Пушкинская многоцветная поэма, слепящая, многослойная, эротичная, героическая, гениально переведена классиком Михаилом Глинкой на язык музыки. Бурной и стремительной, живописной, похожей на бурный поток. Очень юной. Я сидела в зале, слушала, радовалась тому, что аншлаг, что публика настроена на музыку, а заодно мысленно рисовала всех этих чудесных колоритных оперных героев, таких живых, таких необыкновенных…
Скрипичный концерт Чайковского - туристический остров, на который стремятся попасть все и всегда. Концерт- эмблема. Навсегда ставший эталоном среди произведений, созданных для скрипки и оркестра. Хитом, вершиной мелодического многообразия и технического совершенства. Его почти невозможно сыграть по-новому. Без груза стереотипов. Его нельзя играть обыкновенно. Банально. Его недопустимо играть по-ученически, эпигонски. Потому что любой мало-мальски приученный к музыке слушатель, тот, кто хотя бы несколько раз слушал этот Концерт, возмутится, не одобрит. А еще - отметим здесь - практически невозможно, запредельно - трудно и играть такой Концерт в качестве солиста, и одновременно дирижировать оркестром. Юлиан Рахлин решился на этот эксперимент. И вышел из лабиринта Минотавра достойно. Рахлин - дирижер предложил рациональную и убедительную трактовку, Рахлин-скрипач был техничен, показал абсолютное владение инструментом, одухотворенный, мягкий, живой звук.
Читайте также
Четвертая симфония Чайковского - экзамен для оркестра, явление, созвучное любому времени и его трагическим вызовам. Невероятное событие - всегда! - для публики. В ней надрыв и трагизм, величие необоримого рока, попытки противостоять неведомым силам - и даже наивный, почти детский итог, который Чайковский подводит в письме к Надежде фон Мекк, другу, поклоннице¸ банкиру: "Жить все-таки можно". В партитуре нет ни одной группы оркестровых инструментов, которая бы не имела своей значительной, драматургически-важной партии. В этой музыке действуют все духи музыки. В этом творении задействована вся сила оркестрового музыкального космоса. Иерусалимский оркестр в целом справился с задачами, которые ставит симфония. Не все получилось, не возникло удивление и счастье от сыгранности, ансамблевого единства. Не произошло то потрясение, которого мы вправе ожидать от этой оркестра симфонии. Но сила и темперамент, опыт и эстетические критерии музыканта- универсала, серьезного и эрудированного, внушают надежду. И для оркестра, и для тех, кто следит за его развитием. И - как в овеянной недюжинной сказочной силой увертюре Глинки - обещают взлет.
…Октябрь. Весна музыкального сезона. И зелень ее ветвей так нежно и оптимистично окружают нас в наших поисках подлинного эстетического смысла. Удачи, оркестр! Удачи, маэстро со скрипкой Паганини!